нам временным приютом, воцарилось безмолвие. А может, это я сидела возле костра как оглушенная. Потому как не слышала ни треска поленьев, пожираемых жарким пламенем, ни порывов ветра, клонившего к земле шапки цветов, из которых мы с Эвой сегодня плели венки. Губы мадам Леттис по-прежнему шевелились; кажется, она не переставала причитать и жаловаться на несправедливость судьбы, коварно подкинувшей им пришлую, то есть меня.
Кажется. Ее я тоже больше не слышала.
Мистер Тауруш, мрачный и напуганный, нервно вышагивал возле костра. Эву увела Кори. А единственный, в ком я сейчас нуждалась, чей совет хотела бы получить, остался в городе. Отправился навестить старого друга.
– Ива…
Почувствовав прикосновение к своей руке, с трудом отвела от пламени взгляд. Мистер Тауруш устроился рядом, своими немалыми габаритами решив испытать на прочность сухое полено.
Ругать не спешил. Как и проклинать тот день, когда они меня нашли. Удивительно.
– Ива, – голос ласковый такой, вкрадчивый. Наверняка начнет упрашивать не отказываться от свалившегося на мою голову «счастья».
И точно, следующие десять минут мне пели дифирамбы. Оказывается, я и умненькая-разумненькая, и рассудительная. И, конечно же, не предам людей, приютивших меня, одевавших и кормивших все это время. Совесть не позволит.
Из его вдохновенной речи выходило, что мой долг перед всей труппой – пожертвовать собой и послужить развлечением для похотливого шантажиста. А то, что меня воротило от одного лишь вида высшего, Тауруша заботило мало.
– Мистер Торсли, он, в общем-то, неплохой, – напоследок, пытаясь подсластить горечь пилюли, что предстояло мне проглотить, заявил руководитель труппы. – Вон Истер частенько симпатичные безделушки дарит. То сережки, то антикварный кинжал или духи какие притащит. А ты ему явно больше приглянулась. Думаю, и тебе завтра какая-нибудь красивая вещица перепадет. На память.
Подарок в память об издевательствах? Мило.
Я с опаской покосилась на шатер примы, где-то на подсознательном уровне ожидая, что вот сейчас оттуда послышится злобный рык гиены или шипение ядовитой змеи.
Заставив поклясться – благо не на крови, – что я не подведу и завтра вечером отправлюсь развлекать мага, Тауруш и мадам Леттис с чувством выполненного долга пошли спать. Я тоже не стала задерживаться, желая избежать задушевного разговора с актрисой.
В шатре мирно посапывала Эва. Поправив сползшее одеяло, я осторожно коснулась ее мягких кудряшек. Кому-кому, а этой малышке причинять боль мне не хотелось. Да и Хэймо не заслужил того, чтобы загреметь из-за меня в тюрьму.
Кажется, только-только сумела забыться, и вот уже кто-то будит, грубо тормоша за плечо.
– Вставай! – Истер стащила с меня одеяло и нетерпеливо дернула за руку, прошипев: – Ну же, шевелись!
Ежась от холода и кутаясь в шаль, я последовала за актрисой. Не хватало еще, чтобы она при Эве устроила очередной концерт.
