клубень картошки,как свёкл,
как женьшень,
как образ
в бредовом мозгу поэта,
совсем неподалёку от нас созревал гнев.
В ком-то в одном из нас, но в ком именно, я не мог понять, хотя и сам чувствовал некие струны гнева, готовые вот-вот во мне лопнуть.
– Рубли, сэр, рубли…
– Какие ещё рубли? – ревел Суер.
Старпом совершенно растерялся, он мыкался и что-то мычал, но никак не мог разъяснить, какие по ведомости получаются рубли.
Уважаемый же наш и любимый всеми сэр расходился всё сильнее и сильнее, по лицу его шли багровые пятна и великие круги гнева.
– Рубли! – хрипел он и не мог расслабить сведённые гневом мышцы.
Очередной приступ гнева потряс его, спазм гнева охватил его, конвульсии гнева довели до судорог гнева, до пароксизма и даже оргазма гнева.
– Рубли! Для галочки! Старпому! Немедленно! Прямо сюда! На палубу!
Мы выволокли из трюма сундук с рублями, сунули старпому ведомость.
– Ставьте галочку, старпом! Ставьте! Мы с вами в расчёте! Вы у нас больше не работаете! Уволены! Вот вам ваши рубли! Ставьте галочку!
– Ой, да что вы, сэр! – совсем потерялся Пахомыч. Он никогда не видел капитана в таком гневе, и мы наблюдали впервые. – Поверьте, сэр, я ничего такого… я же не против… а насчёт галочки, так это я…
– Галочки! – ревел капитан. – К чёртовой матери эту галочку! Вы уволены и списаны на берег.
– На какой же берег, сэр? – уныло толковал старпом. – Придём в Сингапур, тогда…
– Вот на этот самый, – приказывал Суер, – на этот, на котором ничего нет. Пускай теперь на нём будет списанный старпом! Давайте-давайте, не тяните! Считайте свои рубли, ставьте галочку – и долой…
Задыхаясь от гнева, Суер спустился в кают-компанию. С палубы слышно было, как он сильно булькнул горлом в недрах фрегата.
– Вермут! – догадался матрос Петров-Лодкин.
– Что ещё? – гневно переспросил старпом.
– Ах, извините, старп! Херес!
– То-то же, дубина! – в сердцах сказал Пахомыч, присел на корточки и стал считать деньги.
– Слез он на берег или нет? – послышалось из недр.
– Слезает, сэр, слезает, – крикнул я. – Сейчас досчитает до двух миллиардов.
– Галочку поставил?
– Ещё нет, сэр! Вот-вот поставит!
В недрах фрегата послышался орлиный клёкот, и новая эпилепсия капитанского гнева потрясла фрегат.
Один рубль тяжело на палубе шевельнулся, зацепил краешком вторую бумажку, третью… Некоторое время недосчитанные рубли неистово толкались, наползали друг на друга, обволакивали, тёрлись друг о друга с хрустом, складывались в пачки и рассыпались и вдруг сорвались с места и взрывом охватили мачты.
Они летели
к небу
длинной
