было его удивление, когда он нигде не нашел свою любимую. И когда уже сбился с ног и отчаялся, ворон рассказал ему о том, что произошло. Он слышал разговор феи с царевной, и знал страшную тайну.
– Этого не может быть, – только и шептал царевич. Но понимал, что все так и есть, как говорит мудрый ворон.
– Фея сама бы тебе сказала о том, но она просто трусливо убежала, – каркнул ворон на прощание.
Он ли сам считал, что царевич должен знать правду, или лягушка попросила его о том. Ей не хотелось, чтобы он думал, будто она не любила, а обманывала его и только притворялась влюбленной.
– Но царевна, почему она мне ничего не сказала? – спросил он удивленно
– А зачем, ведь ты ничего для нее не сможешь сделать. И ты был бы самым несчастным в мире. А тогда ты был с ней самым счастливым. Разве этого мало?
Ничего не ответил царевич и поплелся домой, не разбирая дороги. Берегини и сам Леший часто потом видели его бродившим около болота.
Иногда рядом с ним появлялась добрая фея, но она так не решилась к нему подойти и во всем признаться.
Наш царевич все-таки стал царем. Он дождался своего часа. И издал первый Указ, который удивил всех его подданных. В этом Указе запрещалось убивать лягушек и причинять им какой – то вред. И сколько не гадали его министры и придворные, они никак не могли понять, почему это он так чудил. Эту тайну старый царь унес с собой в могилу. Свет на нее могла пролить добрая фея, вечно юная и прекрасная. Но и она никому не сказала ни слова.
Но это было единственное его чудачество, а в остальном он был обычным царем, не лучше и не хуже других. Только не было у него своей царицы. Он все ждал ту, единственную, надеялся на чудо, но так и не смог дождаться.
Такой грустной оказалась сказка.
И в том тумане, где тонули чувства,
И мысли вырывались из объятий,
Я знала, что меня он не отпустит.
И я ждала рассвета, как проклятий.
Но он молчал, еще не понимая,
Что нынче ухожу я навсегда.
Что эта ночь, прекрасная такая,
Последняя. Темна была вода
И так прохладна, снова я лягушка,
И нет царевны, чары снять невмочь.
Целует он, а я печально слушаю.
Шуршанье листьев, и дыханье ночи.
О чем царевич говорит в тревоге,
Какие песни слышит он вдали.
Меня к болоту уводили ноги.
И в мире больше не было любви.
И там, в тиши сидят мои подружки.
Довольные и жизнью и судьбой.
И нечего терять, они лягушки.
Их принцы не водили за собой.
А мне лихая фея подарила
Всего три ночи, думала смогу
Я счастье испытать, и полюбила
И знала, что спокойно убегу.
– О, дорогая, ты о чем-то плачешь, —
Он спросил вдруг. – Не ведаю сама.
Болотная тоска, и обозначен
Лишь
