ствовать себя счастливой, благодарной, удачливой, но очень часто я ощущала себя просто грустной.
Я искала свои черты в незнакомках и часто задавалась вопросом, кем была моя родная мать и почему она бросила меня в лесу. Я пыталась вообразить ее себе, где-то там. Я рассматривала незнакомых женщин с темными волосами и голубыми глазами, похожими на мои, думая: а может, это она? Сама того не осознавая, я сформировала глубочайшую убежденность в том, что во мне чего-то не хватает. Со мной что-то не так. А с чего бы еще меня бросили умирать в лесу?
Чтобы ответить на этот вопрос, я стала рассказывать себе такую историю: меня никогда не полюбят и не примут такой, какая я есть, потому что во мне чего-то не хватает. История не была правдивой, но соответствовала ощущениям, которые глубоко меня тревожили. Она позволяла мне жить дальше с чувством контроля над событием, на которое я не могла повлиять. Звучит жестоко, но мне казалось, что это единственный возможный вариант.
Я проживала эту историю годами. Она пронизала каждый аспект моего существования. Я не верила, что смогу когда-то стать собой, поскольку с самого начала была никому не нужна. Я старалась избегать способов это изменить. Я опасалась заводить новых друзей, боялась, что они как-то поймут: со мной что-то не так. Я старалась это исправить. Я стремилась стать особенной, как можно более талантливой, уникальной и умной, думая, что это сделает меня достойной. В четырнадцать лет я оказалась на грани суицида и только тогда с помощью терапии и упражнений начала наконец исследовать свой жизненный сценарий и его влияние на мое самовосприятие, на мои отношения с собой и другими.
Этот процесс потрясал и пугал. Я не была уверена, что мой сценарий можно изменить. Меня этому не учили, об этом не говорили, когда я росла, и я понятия не имела, что это возможно. Но мне стало ясно, что я должна оспорить мою историю, исследовать ее и переписать, если хочу получить шанс на полноценную жизнь.
Я посещала психолога много недель и начала размышлять о своих убеждениях и истории, которая за ними скрывалась. Терапевт, которая со мной работала, специализировалась на проблемах приемных детей, и мне не пришлось много говорить, чтобы она поняла, какую боль я испытывала. Она видела меня насквозь. Я понимала это, ведь та тяжесть в груди, которую я как будто ощущала всегда, немного слабела, когда я была в ее кабинете. Я помню, как она сказала: «Многие приемные дети так себя чувствуют, многие приемные дети верят, что в них чего-то не хватало и вечно будет не хватать. Вы не одиноки, и чувствовать себя так нормально. Мы постепенно сможем это преодолеть». Я ощутила невероятно глубокое облегчение, узнав, что я не одна. Я никогда не общалась с другими приемными детьми, и эта информация дала мне чувство причастности, пусть и к людям, с которыми я никогда не встречалась.
Момент, когда я поделилась своей правдой с терапевтом, стал катализатором, позволившим мне исследовать мою историю. Я никогда не облекала ее в слова. Получив возможность выразить то, что я носила в себе, я обнаружила ясность. Возможность честно и открыто говорить о моей истории, которую я раньше держала в тайне, освобождала. Этот опыт направил меня на путь исцеления и роста, который был непрост и продолжается всю мою жизнь. Но в итоге он показал мне, что я обладаю куда большей властью над моей жизнью, чем я всегда считала. Как и все мы.
У меня много ролей, и одна из них – роль терапевта, который помогает клиентам распутывать их истории. Я не всегда думала, что буду предлагать людям то, в чем когда-то нуждалась сама. Изучая, как другие терапевты помогают людям раскрывать их истории, я поняла, что я столь долго чувствовала. Все эти специалисты дали мне шанс изучить происходящее внутри меня, а позже и в жизни моих клиентов. Среди них такие ученые, как профессор Брене Браун, совершившая революцию в исследовании смелости, уязвимости, эмпатии, стыда и – что особенно важно для нас – в присвоении своих историй. А еще Тара Брах, психолог, которая научила меня тому, что она называет радикальным принятием. Согласно этой концепции, поиск принятия позволяет нам вернуться к своему истинному «я». Среди них и такие люди, как Карл Роджерс, психолог, один из основателей гуманистической психологии, который напомнил нам, что мы уже достаточно хороши. А также Пема Чодрон, Мэри Оливер, Белл Хукс, Гленнон Дойл, Шерон Зальцберг, Шерил Стрэйд, Ирвин Ялом, Элизабет Гилберт и Рик Хэнсон, писатели и мыслители, которые по-разному повлияли на мою жизнь и работу. Упомяну и несколько направлений исследований: нарративную терапию, которая помогает рассматривать проблемы вовне, вместо того чтобы считать проблемой себя; системную семейную терапию субличностей, позволяющую изучать и исцелять разные части личности, живущие внутри нас; терапию, основанную на осознанности, которая учит присутствию и безоценочной осознанности. Терапия, основанная на сострадании, побуждает нас испытывать сострадание к себе и другим. Методика семейных систем демонстрирует, как на нас влияют семья и происхождение; терапия принятия и ответственности исследует принятие, осознанность и эмоциональную гибкость. Все эти духовные учителя, творческие личности, лидеры и методы исцеления помогли мне сформировать мой взгляд на себя и мое мировоззрение.
