покраснела и скромно опустила глаза.
– Скажите… – Иван Николаевич заглянул в зачетку, уточняя мое имя. – Таня, как вы думаете, почему Шарлотта так поступала? Она ведь могла сразу однозначно дать понять юному мальчику, что не любит его? Зачем же доводить Вертера до самоубийства, питая ложной надеждой?
– Понимаете, Иван Николаевич, – я интимно наклонилась в сторону преподавателя и понизила голос. – Так уж мы, женщины, устроены… Нам нужен запасной аэродром.
– Да, я думаю вы очень хорошо разбираетесь в психологии отношений и, должно быть, в мужчинах… А что со вторым экзаменационным вопросом? – спросил Иван Николаевич, заглядывая в билет. – Так. «Потерянный рай» Мильтона. А вы его и правда читали?
Я покраснела, скорчила жалостливую физиономию, как будто сейчас расплачусь, и тихо произнесла:
– Да. Желтая такая книжица. Триста пятьдесят семь страниц…
– Очень хорошо! Уверен, что так и есть. Я думаю, что вашего замечательного ответа на первый вопрос будет вполне достаточно для оценки «отлично»! Про рай послушаем как-нибудь в другой раз, – сказал Иван Николаевич, вручая мне зачетку.
Я радостно соскочила со стула и довольная выпорхнула из аудитории, направившись на поиски друзей.
Дима и Саша, получив свои законные тройки, сидели в беседке, а вот Ирина куда-то пропала. Напротив ребят расположился незнакомый блондин.
– А я на «отлично» сдала! – от радости я подпрыгивала.
– Никто и не сомневался, Петрова, ты ж с книжкой спишь, извращенка, – решил поумничать Саша.
Я присела на скамейку напротив блондина, которого мне никто не спешил представлять. Парень скользнул по мне серо-голубыми глазами, докурил сигарету и встал:
– Ладно, если что узнаете, звоните, – сказал красавчик, обратившись к Диме с Сашей, и ушел.
– Э, так не честно! Почему вы меня не познакомили? Симпатичный такой мальчик и высокий, как я люблю, – набросилась я на ребят.
Дима радостно хмыкнул:
– А сейчас я радостно посмотрю, как вытянется от удивления твоя физиономия, Петрова! Я даже попрошу запечатлеть этот воистину исторический момент на телефон! – Димон толкнул Сашу в бок. – Барабанная дробь… прам-парам. Ты с ним знакома! Только память у тебя отшибло!
– Врешь! – разозлилась я.
У меня и правда ужасная память на лица, но такого мальчика-колокольчика я бы запомнила.
– Вообще-то это Леша, она же Аня. Красотка с «Лакомки», – ошарашил меня Дима.
Хорошо, что я сидела. Иначе рухнуть бы мне замертво, сраженной коварством однополой любви и несовершенством мира.
– Бл**ь… Су*а, бл**ь…, – ёмко отразила я в трех словах и боль разочарования, и крушение надежд.
Хорошо,
