опомнился. Лиза Безякина по-прежнему стояла рядом, посматривая на него с дерзкой улыбкой. Подчинившись какому-то необъяснимому порыву, Алексей слегка наклонил голову и, обернувшись к Михаилу Потаповичу, вежливо осведомился:
– Вы позволите мне пригласить вашу младшую дочь?
– Извольте, ваше сиятельство, извольте! – любезно согласился тот, взглянув на Алексея с хитроватым выражением купчины, предчувствующего выгодную сделку.
– Мадемуазель? – Алексей выжидающе посмотрел на Лизу, собираясь обнять ее за талию и повести в вальсе.
Лиза учтиво улыбнулась и вдруг, к непередаваемому изумлению Алексея, отрицательно покачала головой.
– Прошу прощения, князь, но, к сожалению, на сегодня все мои танцы уже расписаны. – Она показала ему бальную карточку, правда, вовсе не удосужившись ее раскрыть. – Так что, благодарю вас за приглашение, но…
Она развела руками, будто сожалея об этом печальном обстоятельстве, но от Алексея не укрылась озорная улыбка. Скрыв волевым усилием досаду, он сухо поклонился и, пристально глядя в ее смеющиеся глаза, процедил:
– Очень жаль. Надеюсь, в следующий раз мне больше повезет.
В оставшуюся часть вечера Алексей ни разу не взглянул на Лизу. Тем не менее он заметил, что она даже не заглядывала в свою бальную карточку, как всегда делают дамы, у которых приглашения на танцы расписаны заранее. Из этого он мог сделать только один, нелестный для себя вывод: дерзкая девчонка просто-напросто солгала ему.
Возвращаясь глубокой ночью домой, Алексей пребывал в такой ярости, что ему хотелось придушить Лизу. Как эта ничтожная провинциалка, у которой даже нет приличного приданого, позволяет себе насмехаться над ним, человеком из высшего общества? Это казалось настолько возмутительным, что Алексей просто не представлял, как он сможет продолжить знакомство с семейством почтенного Михаила Потапыча.
Для Лизы же, напротив, сегодняшний бал стал одним из самых счастливых балов в ее жизни. Ловко отделавшись от неприятного ей столичного князя, она направила все свои усилия на то, чтобы очаровать Андрея и «возбудить в его сердце мучительную ревность». И, судя по выражению плохо скрываемой досады, с которым он под конец бала начал следить за ее флиртом с офицерами, это ей вполне удалось.
«Я расшевелю его, – говорила она себе, с незаметным торжеством посматривая в его сторону, – непременно расшевелю, вот посмотрим!»
Словом, Лиза веселилась напропалую и уехала домой только в четыре утра, когда даже самые стойкие танцоры начали валиться с ног от усталости. И, разумеется, садясь в карету, она не заметила мужчину, скрывавшегося в глубине окружавшего дом тенистого сада. А между тем он уже битых три часа неотрывно наблюдал за ней через открытые окна залы. Время от времени он подносил к губам бутылку и мрачно цедил,
