сказал Полипов теперь сухо, подчеркнуто сдержанно.
– Ну-с, покажите мне еще ваш знаменитый «Копай-город»…
Огромная котловина, вокруг которой шло строительство землянок, была окружена, как ожерельем, горами мокрой, осклизлой земли. Экскаваторов тут не было, потому что рытье землянок давно закончили, многие из них заселены, остальные обшивались досками, перекрывались сверху деревянными брусьями и засыпались грунтом. Под длинным дощатым навесом было устроено что-то вроде временной столярки. Там визжала циркулярная пила, с полсотни пожилых мужчин и стариков строгали доски, сколачивали оконные и дверные коробки.
Субботин прошелся под навесом, поглядел на горы земли, на торчавшие прямо из-под земли печные трубы, многие из которых дымились. Скользя по мокрому откосу, рискуя съехать вниз, в котловину, он пошел к одной из землянок, махнув своим спутникам, чтобы они дожидались его под навесом.
Землянка была просторная, с двумя отделениями, но темная. В первой половине этой земляной норы стояла небольшая печь. У плиты копошилась какая-то старуха с растрепанными волосами, мешала поварешкой в кастрюле. По стенам землянки тянулись широкие нары, на них валялось тряпье. На нарах с правой стороны спали рядом мужчина и молодая женщина. Пахло кислым борщом, но сквозь этот резкий запах пробивался глохнущий уже аромат сосновых досок.
Субботин поздоровался. Старуха только поглядела на него и ничего не сказала.
– Тяжко, значит, мамаша? – спросил Субботин и, сняв фуражку, присел на табурет.
– Да уж чего хорошего… Вон, видишь, молодожены-то как спят! – кивнула старуха на нары. – Умаялись, сердешные, с ночной смены обои, промокли до костей. Дочка это моя… А тут еще, кроме нас, две семьи живут. Вот и думай – тяжко ли, вольготно ли… А ты кто такой?
– Я из Новосибирска. Секретарь обкома.
– А-а… – равнодушно протянула старуха.
Потом она оставила свою кастрюлю, села напротив Субботина на другой табурет, вытерла сухие жилистые руки фартуком.
– Глядишь, значит, как народ мыкается?
– Гляжу…
– Помочь, видно, хошь людям-то?
– Чем же помочь могу?
– Да уж тем хотя бы, что ходишь вот, смотришь, – помолчав, ответила старуха. И у Субботина защипало сердце от чего-то. – Посмотришь на это все – как же душа-то не обольется? Ежели и было в ней что худого, все обчистится, смоется. Ежели человеческая душа-то. Значит, шибче людей-то после любить будешь…
Встала и принялась за свою кастрюлю. Субботин вышел из землянки.
Кружилин, Савельев, Нечаев и Полипов ждали его под навесом.
– Что ж, картина ясная, – сказал он. – Больных много?
– К удивлению, не так уж и много, – ответил Савельев. – Простуда в основном.
– Где лечите?
– В районной поликлинике. А вон засыпной барак. Это заводская больница. Можно зайти посмотреть.
– А рядом что за строения
