из-за стола. Немного резко, так, что у меня кружится голова, и летают разноцветные мошки. Надо действовать нежнее, я же все-таки ношу ребеночка, и все эти метания со спешкой ни к чему хорошему не приведут.
– Овечкина, овца ты тупая! – выплевывает злой, как сто чертей Главбух.
Мужику около сорока лет. У него противные сальные патлы на голове, много залысин. Огромное пузо, больше которого только его раздутое самомнение.
– Где твои мозги находятся?! – сотрясает листами с моими отчетом мужчина, – Уже на один штраф нарвалась, еще хочешь? Мало тебе было тогда?
Сглатываю подступивший ком к горлу. У Гавриила Генриховича на редкость противный одеколон, от которого меня тут же начинает мутить. Снова кружится голова.
– Позвольте, я все переделаю. – прошу я, в мыслях уже готовая убежать в туалет, зажав рукой рот.
– Бошку себе вместо жопы переделай, овца тупая! – визжит Гэгэ, будто я ему ножкой стула ботинок придавила.
Я стою ни жива ни мертва, крики шефа доходят до меня точно через стеклянный купол. Я покачиваюсь и хватаюсь за спинку стула, что стоит у стола главбуха.
И в тот момент, когда я уже готова потерять сознание, ор шефа резко замолкает. Мне в нос бьет острый, по-мужски брутальный запах, который действует на меня точно вата, смоченная нашатырем. Оборачиваюсь и сердце начинает биться хаотично.
Воронов! Двухметровый огромный мужчина. Он стоит в дверях, нахмурено глядя на Гавриила. И взгляд его не сулит ничего хорошего. Тяжелая массивная челюсть выдвинута вперед. Желваки ходят по мужественным скулам, руки сжаты в напряженные кулаки.
Инстинктивно хватаюсь за живот, пытаясь прикрыть самое ценное. Моего еще не рожденного малыша. От него же. От своего собственного отца защитить кроху пытаюсь.
– Что здесь происходит? – слышу недовольный рык Михаила Захаровича.
Мне снова не по себе. Вибрация его голоса отдается даже в моих коленях, что подгибаются от слабости. Я снова хватаюсь за спинку стула, чтобы не упасть в обморок во второй раз.
На Гэгэ, к слову, тоже лица нет. В присутствии более сильного самца он напрочь растерял всю свою напыщенность, и теперь красный, точно переваренный рак, блестит своей потной залысиной.
Воронов неспешно отлепляется от двери и в два больших шага настигает меня. От страха сердце щемит с такой силой, что я хватаюсь за него невольно и начинаю учащенно дышать. Что со мной происходит?
Умом я понимаю, что он не набросится на меня в присутствии постороннего, но тело мое инстинктивно отпрянывает от него подальше. Я начинаю падать, неловко заваливаясь на бок. Теряю равновесие и лечу вниз, но у самого пола сильные мужские руки подхватывают меня. Крепко оглаживают полностью от коленей и бедер, до линии талии. Я же, задыхаясь хватаюсь за его рубашку, делая заломы на идеально выглаженной белоснежной ткани. Ткань натягивается и отчетливо проступают волоски на его груди. Густы и черные. Как у медведя. Или волка. Меня вновь обдает волной жара.
