публика от облика среднестатистического европейца разнилась немногим – напряжение в любом движении и помысле. Грубоватая рельефность лиц роднила русских с немцами, при этом глянцевой надменности не было и в помине. В общем и целом, обобщая этнические типажи, можно было смело соотнести русских с жителями европейских окраин – сицилийцами, португальцами, греками – прущий отовсюду, невзирая на возрастные и социальные различия, провинциализм.
Шахар занял очередь к пункту пограничного контроля и по его неприметному виду не угадывалось, беспокоится ли он сейчас хоть о чем. Меж тем его соседи, судя по речи, румыны из бухарестского рейса, приструнились. Недавнюю суетливость – как рукой сняло. Никто уже не заглядывал себе за спину, как при стихийном кучковании очереди. У каждого в руке – паспорт с визой и, казалось, что невидимая линия жесткости, будто сковала индивидуальность, обратив соседей в оловянных солдатиков, с опаской передвигающих ноги.
Незаметным движением Шахар извлек свой верительный комплект и в считанные мгновения смимикрировал, сливаясь с атмосферой обреченной покорности. Тем временем он оживил в памяти нужный прононс и даже проговаривал про себя отдельные фразы. Одновременно отметил, что звучащие в громкоговорителе объявления почти полностью понимает, причем именно в русском эквиваленте, еще до того, как звучит английский дубляж. Тут его потревожила мысль, которая ни ему, ни Биренбойму из-за адского цейтнота времени не могла прийти в голову в Тель-Авиве: «Что если контролер хоть немного владеет грузинским или, заподозрив нечто, грузиноговорящего сотрудника пригласит?» Но зацикливаться на допущении он не стал, посчитав его чисто умозрительным.
В «Моссаде» знали, что глобального информационного банка, объединяющего консульства с пунктами пограничного контроля в единую сеть, у русских нет, так что контролер проверяет подлинность въездных документов на глаз. На это и делался расчет при замене в визе, оказалось, сразу двух фотографий и подделке даты рождения.
Приближаясь к погранконтролю, Шахар убедился, что, визуально изучив паспорт с визой, контролер ни с чем не сверяется. Отрывает талон прибытия и штампует въезд. Вся же процедура – достаточно скоротечна, не намного дольше, чем в Европе. Настоящий затор на следующей подстанции аэропорта – в хорошо просматриваемой зоне таможни.
Оказавшись лицом к лицу с пограничником, «Старик» чуть подправил свой недавний, роднивший его с соседями лик (дабы ничем не выделяться), забираясь в личину подчеркнутой вежливости. Хоть по паспорту он бывший совок, девятнадцать лет западной закваски, он понимал, обречены в нечто трансформироваться…
Контроллер был юн, худ и неказист, но не только внешне. По его неловким, если не судорожным движениям угадывалось: он здесь новичок. Шахар определил это сразу, едва его паспорт перекочевал в руки погранца. При виде семисвечника* «кулёма» сощурился, но, казалось, не от подозрений, а будто силясь что-то вспомнить или понять.
«Старик»
