кармана бережно обёрнутый в целлофановый пакет паспорт.
– Вот! – я не успеваю встать, а мне тыкают им в нос.
Не врала клопенок, и правда в феврале девятнадцать.
– Сейчас тебе принесу что-нибудь чистое. Оставлю за дверью, – произношу я.
Выхожу из ванной, костеря себя сквозь зубы:
– Заигрался, идиот. Она же говорила, что уже взрослая.
Я не забываю про элементарную безопасность: убираю сумку со снаряжением в свою комнату. Самым сложным оказывается найти что-то из одежды для сорокакилограммовой девчонки.
Звуки льющейся воды стихли.
– Малая, – я громко стучу. – Держи, – в щелку протискивается тонкая девичья рука и выхватывает футболку и спортивные штаны. – Как оденешься, иди на кухню.
Клопенок не торопится, я успеваю спокойно поесть и, прислонившись к стене, потягивать чай.
– Ты что так долго? Все остыло.
– Стирала, – малая крадется вдоль стенки, собирая влажные волосы в косу. Ее взгляд застывает на порции тушеного мяса с картошкой.
– В смысле? Руками?
– Да.
– А стиральная машинка там для чего стоит?
Девчонка пытается замаскировать голодное урчание желудка кашлем и отвечает:
– Не хотела блохастую одежду складывать с вашей.
– Ай, молодец. Ай, уела. Садись, а то грохнешься в голодный обморок. Смотреть страшно.
– А вы не смотрите, – огрызнулась она и шустро заработала вилкой.
Выпрямив спину, я попытался рассмотреть девчонку, скрытую за столом. Футболка висит мешком, прикрывая бедра, и только торчащие из штанин ступни выдают присутствие внутри человека, а не вешалки, как могло показаться. М-да. Обнять и плакать… Я никогда не льстил себе, зная, что для мужчины мог бы быть и выше, но клопенок утопала в моей одежде.
Прожевывая пищу, девчонка поправила горловину, прикрывая худое плечо:
– Спасибо, – произнесла, переведя дух.
– Куда так торопилась? Боялась, отберу?
– Вкусно, – она наконец улыбнулась и потянулась к кружке с остывшим чаем.
– Еще будешь?
– Нет. Живот сейчас лопнет. А можно я возьму? – она с жадностью смотрит на единственную конфету, затерявшуюся среди пакетиков чая.
– Я бы не стал ее есть. Последний раз конфеты покупал еще весной.
– Так можно?
– Бери.
Тонкие пальцы разворачивают яркий фантик, и малая сглатывает слюну при виде шоколадного прямоугольника, покрытого белым налетом.
– Люблю такие, – улыбается, ловя мой взгляд.
– Это меня не касается. В подружки я тебе не набиваюсь. Допивай, – я обрываю и кивком приглашаю следовать. Перезимует и свободна решаю для себя. – Жить будешь в этой комнате, – открываю дверь крохотной спальни. – Не шуметь. Не мусорить. Никого не приводить. В мою комнату без разрешения не входить. С тебя готовка. Ем я много.
– Я
