выше, чем я себе его представляла, и шире в плечах. На нем белая рубашка «Хенли», с закатанными рукавами, заправленная в поношенные джинсы. Кривизна выступающего носа намекает на трагическое насильственное взросление, которое широко освещено в литературе Проекта – нет ничего более вдохновляющего, чем преодоление трагического прошлого путем избранности Богом, – о чем говорит и настороженный взгляд темно-карих глаз. Волнистые черные волосы зачесаны назад, щетина окружает четко очерченные губы и покрывает резкий подбородок. Серебряный кулон, висящий на шее, бликует на слабом свету.
Позади него со скрипом медленно закрывается сетчатая дверь.
Он всего лишь обычный мужчина.
Кровь в венах снова вскипает от злости. Ярость столь сильна, что мне хочется броситься на него и разорвать на клочки.
Лев Уоррен испоганил мне жизнь, будучи всего лишь обычным мужчиной.
Фостер смотрит на Льва, и тот кивает в сторону заднего двора. Молчаливый приказ. Фостер уходит, оставляя нас одних. Та маленькая девочка, должно быть, под его опекой.
Лев поворачивается ко мне, встречается со мной взглядом.
Грудь болезненно теснит: что сестра видела и чувствовала в такие минуты? Видела в нем бога?
Серьезно?
Я это и тогда-то принять не могла, но хотя бы могла списать все на ее горе и внезапную, отчаянную потребность в вере перед лицом нашей потери. Теперь же, когда реальность стоит прямо передо мной, я еще меньше понимаю сестру и еще сильнее ее ненавижу.
Лев глядит на меня сверху вниз, ожидая моих дальнейших действий. Видно, следующий шаг должна сделать я. Осознав, что подобное вряд ли когда-нибудь повторится, неспешно преодолеваю оставшийся путь до крыльца, поднимаюсь по ступенькам и оказываюсь прямо перед Львом. Он внимательно изучает мое лицо, скользит взглядом по шраму, а потом ведет меня в дом.
Я следую за Львом по тусклому коридору: обшивка из темного дерева поглощает слабый свет, струящийся из окон двери, расположенной в другом конце дома. На стенах старые фотографии в рамках: ферма из прошлых дней, до Проекта, когда принадлежала Гарреттам. Вполне очевидно, что Гарретты больше здесь не живут. Интересно, куда они уехали и хотели ли уезжать? С радостью ли вверили свои жизни Богу или это была необходимость, связанная с увеличивающейся популярностью Проекта? Во сколько оценили свою жизнь и историю рода, чтобы оставить все позади? Цена им – деньги или благословение?
Лев поворачивает в маленькую кухню. Здесь намного светлее: солнечный свет льется из окна над раковиной. За стеклом видны играющие на заднем дворе Фостер и девочка. На столе и в раковине грязная посуда, остатки еды и крошки. Количество тарелок указывает на то, что здесь живет далеко не пара-тройка людей. Я прислушиваюсь: есть ли кто в доме? Прячется ли в нем Би? Слышно лишь тихое тиканье часов, доносящееся из другой комнаты.
Лев встает лицом к окну и, скрестив руки на груди, наблюдает за происходящим снаружи немым кино. Фостер с крохой, похоже, играют в салки, но даже отсюда видно
