ни в чём не подозревает. Не в этом дело… Ты – храбрый воин, декурион. Ты неоднократно доказал свою храбрость и преданность императору на поле боя. Так что не переживай и выкинь все свои ненужные вопросы из головы. Здесь дело совсем в другом. Просто мне надо было кое в чём убедиться…
Он вновь подошёл к Саксуму и встал перед ним, по-прежнему потирая подбородок и внимательно глядя исподлобья.
– Меня зовут Ма́ний Клавдий Карзиа́н, – после непродолжительной паузы сказал он. – Я – советник проконсула. Префект-эксплора́тор… Я… и проконсул, мы хотим дать тебе одно поручение. Сразу скажу – сложное и опасное поручение… Но сначала ты должен мне поклясться – своей жизнью и своей честью поклясться! – что ничего из того, что ты услышишь за этой дверью, – он кивнул в сторону портьеры из плотной, тёмно-синей с золотыми полосами, ткани, – никогда, ни при каких обстоятельствах не узнает ни единый человек. Никогда и ни при каких обстоятельствах!
– Хорошо, – подумав, сказал Саксум. – Я клянусь.
Брови Мания Карзиана удивлённо поползли вверх. Декурион спохватился. Он приложил правый кулак к груди и отчётливо произнёс:
– Я, Симон Саксум из Галилаи, клянусь своей жизнью и своей честью, клянусь здоровьем моей матери, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не разглашу ту тайну, которая будет мне доверена… э-э… префектом Манием Клавдием Карзианом.
– И проконсулом Долабеллой, – подсказал префект.
– И проконсулом Долабеллой, – послушно повторил Саксум.
Префект удовлетворённо кивнул.
– Хорошо. Теперь пойдём к проконсулу, – он вновь оглядел декуриона. – М-да… Видок у тебя, конечно, ещё тот… Ну, ладно, чего уж теперь. Пошли!
Он отодвинул портьеру, за которой оказалась массивная дверь с позолоченной ручкой в виде головы льва, держащего в пасти кольцо, и осторожно потянул на себя створку.
– Ты позволишь, проконсул?
Ответом ему был звонкий собачий лай.
– Фу, Амата! – раздался за дверью густой, чуть хрипловатый голос. – Фу! На место!.. Входи, Маний!
Легат и проконсул Африки, сенатор Публий Корнелий Долабелла оказался грузным мужчиной лет сорока, с короткими и редкими, чуть седоватыми волосами на массивной круглой голове, посаженной на короткую шею. Широкое лицо его было обрамлено аккуратно постриженной рыжеватой бородкой. Слегка приподнятые уголки пухлых губ придавали лицу проконсула нестрогое, немного даже ироничное выражение. Этому же способствовали и короткие морщинки, лучиками разбегающиеся от внешних уголков глаз.
Долабелла, облачённый в вызывающе роскошный плащ-палудаме́нтум – тончайшей му́тинской шерсти, пурпурный, с массивной золотой застёжкой на левом плече, – сидел в кресле с высокой спинкой и специальной подставкой для ног и держал на коленях развёрнутый книжный свиток.
– Фу, Амата! – ещё раз сказал проконсул. – Свои. На место!
Белая поджарая узкомордая Амата, недовольно ворча, отошла от Саксума и Карзиана, остановившихся на пороге, и, покрутившись, улеглась у ног хозяина.
– Это
