сказок и историй. Среди многочисленных маминых правил чтение являлось, пожалуй, самым главным и непреложным: все, что нам нужно знать о жизни, мы должны почерпнуть из книг. Некоторые сказки – например, про Башню принцессы – представляли собой причудливые переложения сказок «Тысячи и одной ночи» или братьев Гримм. Другие мы читали сами: про фантастические миры Нарнии и Средиземья, про Остров сокровищ и страну Нетинебудет. И еще мама придумывала сказки сама – про пиратов и принцесс, про героинь и чудовищ – страшные, увлекательные, поучительные истории для глупых, наивных и трусливых.
Белоснежка тихая и нежная. Она сидит дома, помогает маме по хозяйству или читает ей книжки. Алоцветик – шумная и веселая, любит бегать, смеяться и ловить бабочек. Мамино дыхание щекочет нам кожу. «Вы всегда должны держаться друг за друга. – Она сжимает пальцы. – Полагайтесь только на себя. Не доверяйте никому. – Мама дергает нас за волосы, из глаз брызжут слезы. – Кроме друг друга, у вас никогда и никого не будет».
Поспешно встаю, растираю покрытые мурашками руки. Никуда я не уйду! Подхожу к выкрашенному белой краской шкафу, где мама хранила наши книги, открываю дверцу. Прямо на меня глядят голубые глаза Эл, и я отшатываюсь к стене. Лицо бледное, землистое. Вокруг глаз и рта морщинки, совсем как у меня. Краска густая, мазки небрежные. На заднем плане – большое зеркало, отражения внутри отражений, темное усталое лицо становится все меньше, и так до бесконечности. Слишком много Эл. Конечно, смотреть на сестру всегда было все равно что глядеться в зеркало.
Близнецы в нашем роду не редкость, твердила мама, но мы были особенными – редкими, как совиные козодои или калифорнийские кондоры. Такие как мы рождаются лишь у одной матери из ста тысяч. Она показывала нам книгу со всякими сложными диаграммами, изображающими свернувшихся в клубок эмбрионов, которые держатся за руки в утробе. Наша яйцеклетка разделилась надвое очень поздно, более чем через неделю после оплодотворения, и это означало, что мы – не просто половинки одного целого. Мы – Зеркальные близнецы! Мама одевала нас одинаково: шила нам детские сарафанчики и белые блузки с воротничками под горло, ситцевые клетчатые платьица ниже колена. Она усаживала нас на розовый пуфик перед зеркалом, заплетала в косички наши длинные белокурые волосы, и мы изумленно смотрели на свои отражения.
«Еще пара дней, и вы стали бы чем-то иным, как песок и известняк сплавляются в стекло».
Эта мысль меня пугала, словно мы едва избежали страшной участи – превратиться в чудовище.
Рассматриваю автопортрет Эл. Судя по ненависти в глазах, сжатым губам и стиснутым зубам, она злится, буквально клокочет. Но под злостью страх – я знаю ее достаточно хорошо, чтобы это понять. Интересно, кого она боится и почему решила нарисовать себя в таком настроении? Опускаю взгляд на свои руки, невольно вспоминая, как крепко сестра впивалась в них пальцами. После оставались красные отметины, которые сменяли лиловые и желтые пятна синяков.
