ему путь к спасительному забору, поэтому Бонне намотал добрых два круга вокруг дома, прежде чем ему, наконец, удалось перепрыгнуть через садовую калитку. От обиды за то, что не удалось настичь добычу, пес выместил свою злость на летавших по всему двору пернатых. И словно два последних воина, выживших после великой битвы, Бонне и Мило стояли как завороженные на поле славы, глядя на поломанные цветы, растоптанную рассаду, руины курятника и растерзанных кур, пока четвероногий демон пытался утолить свою кровожадность.
И обоих призвал к ответу Нуберт Пешкоброд. Отрицать смысла не было, поскольку во всем этом хаосе угадывался их почерк. Господин Пешкоброд, конечно же, не стал лишать себя удовольствия лично притащить обоих за уши к отцу, через всю деревню. В свою очередь, Гундер Черникс не стал отказывать себе в удовольствии наказать их в назидание остальным – точнее, одного из них.
Мило и его отец в последнее время часто ссорились. При каждом удобном случае или даже без него, Гундер тыкал своего сына носом в то, что он боггар. Боггарами называли зрелых полуросликов, которые уже достигли брачного возраста, и предполагалось, что они сами займутся зарабатыванием себе на хлеб, а остальное время посвятят поискам подходящей невесты. Что требовалось делать дальше, было очевидно: нужно было жениться, построить собственный дом, постоянно пытаться заполнить пустые комнаты отпрысками и степенно дожидаться момента, когда можно будет заставить своих воспитанников выехать из дому и самостоятельно встать на ноги.
Однако, к ужасу собственного отца, Мило совершенно не представлял себе, что с этим делать. Он предпочитал наслаждаться свободой и пытался как можно дольше избежать удавки, которую набрасывает на шею любого полурослика женитьба. Он мечтал о великих приключениях в дальних странах, легендарных сокровищах в глубинах земли и вообще о разного рода героизме. Пока он не мог получить все это, полурослик был готов удовлетвориться разрушением курятников, вытаптыванием цветочных грядок и неприятностями с Нубертом Пешкобродом. К сожалению, ему не светили полные золота сундуки – одна только взбучка от отца или место адепта у мейстера Гиндавеля, деревенского клирика.
– Мило, очнись, ты опять замечтался?
Энергичный голос оторвал адепта-полурослика от размышлений. Он поймал себя на том, что словно в трансе рисует пальцем на запотевшем стекле контуры старого дуба. Мило ответил не сразу, сначала он понаблюдал за тем, как конденсат собирается в изгибах его рисунка, а затем течет дальше. Капли были похожи на листья, падающие осенью на землю.
– Живая картина, – прошептал он.
– Мило?
– Да, мейстер Гиндавель, я здесь. Я не замечтался. Я задумался, – принялся оправдываться он.
Клирик-полурослик подчеркнуто-встревоженно кивнул своему новому ученику.
– Это потрясающе. Тебе следует совершенствовать этот дар. Когда-нибудь, проснувшись утром, ты сможешь решить
