плач, ни тем более утешать и утирать слезы.
Под Зинкин вой во двор зашла Нюрка белее белого. Она явно не сомкнула глаз за ночь. Мать молча подняла голову, не торопя ее расспросами.
– Нам сказал этот… председатель… что если мы сами не пойдем, так нас раскулачат и выселят. Как раскулачить? Ну скажи мне, ну какие мы кулаки? Теперь налоги еще больше, опять какие-то новые выдумали, мы их не потянем. Ничего лишнего нет, четверых детей кормим, одеваем, сами на себя работаем – вот и все кулачество. Так за что выселять. Зерно все забрали подчистую. А теперь и скотину, и землю – все хотят отобрать. Сколько ни работай – все заберут. Степан сейчас будет резать всю скотину, чтобы им не досталось. Мы ее растили, кормили, чтобы просто так отдать? Нет и нет. Я слышала, что Ипатьевы и Шукины тоже режут, хоть вдоволь мяса наедимся.
– А куда ж вы всю ее денете?
– Не знаю я. Есть будем, пока не лопнем. Степан сказал: раз мы идем к бедноте, то и сами будем беднотой. Они в колхозе этом сидят – ждут, когда им всю скотину приведут. Нет уж, не получат.
Зинка, видя, что никому нет дела до ее горя, пошла жалиться к бабушке. Жила она в боковой пристройке дома и вообще-то была прабабушкой по папиной линии. Зинкин дед был расстрелян за участие в бунте в 21-м году, тогда много мужиков наказали. Бабушку взял тиф еще до ее рождения. А прабабушка жила с ними, помогала, сколько было сил, в основном по дому и с детьми – в поле было работать сложно. За Зинкой уже было не уследить, она носилась как кузнечик, а вот с Ванькой, ее братом, бабушка сидела, качала, пела песни, читала над ним молитвы. Зинка всегда прибегала к ней, когда было очень обидно и хотелось плакать. Но и когда было радостно или нужно поделиться вопросами и историями, Зинка тоже неслась к ней. Ее бабуля знала все небылицы, сказки и песни, под которые так сладко и спокойно засыпать. Бабушка была совсем маленькая, сухонькая, многое уже забывала и посмеивалась над собой. Имя внучки никак не могло сохраниться в памяти, поэтому она называла ее либо козочкой, либо егозой, в зависимости от того, что Зинка успела натворить. Сейчас, видя ее зареванное лицо, бабушка протянула руки: «Что там, моя козочка».
Зинка сбивчиво, через всхлипы рассказала, что Дуньку куда-то уведут, а мать с отцом где-то будут работать в «конхозе». Бабушка, как обычно, ничего не поняла из слов Зинки, обнимала ее, гладила по голове и с тихой улыбкой приговаривала: «Бог все видит, все знает. Наше дело – работать тихонько и молиться».
2
За три дня в колхоз вступили 14 домов. В это время в селе объявили кулаками еще 3 семьи. Из города тогда прибыли несколько уполномоченных, и на собрании зачитывалась статья Сталина «К вопросу о политике ликвидации кулачества как класса». Все собравшиеся слушали очень долго перемешку монотонных и однообразных слов: ограничения капиталистических элементов, вытеснения, эксплуататорские тенденции кулачества. Далее их сменило повторение слов «сломить», «громить», «ликвидировать». Требовалось огромное усилие, чтобы понять, о чем идет речь. В конце этой статьи звучала фраза, которая должна была все пояснить:
«Нынешняя
