похож на размытую тень, он не имел четких контуров, и казалось, что в следующую секунду, он обязательно растворится. Будет поглощен, притаившейся в ближнем углу, ночью. В глубине, в том, чего нет на самом деле. Ведь должны заявить о себе стены, но нет, они предательски отодвигались всё дальше и дальше. Верить не хотелось, но они покидали пределы квартиры. Или это сознание смешивалось с той самой обманчивой изнанкой, пытаясь поставить те вопросы, от которых сознательно уклонялся. Избегал, прятался, молчал – не принимая странных, категоричных глаголов.
Вот и сейчас больше всего на свете захотелось забиться в самый дальний угол, чтобы всё это больше не имело места, чтобы силуэт мертвеца двинулся следом за стенами. На улицу, в непроглядную тьму, где ничего, лишь вакуум. Там ему место.
Движением с боку на бок, не прерывая сна окончательно, Елисеев избавился от мертвеца. Последний одномоментно оказался за стенами, которые, вытолкнув мертвеца, вернулись на свое место. Елисеев тяжело дышал, сидя на кровати. Взял в руки телефон, но спустя несколько секунд положил его на прежнее место. Ночь не давала сделать звонок. Часы меняли крайние цифры, но ночь не спешила последовать примеру, кажется, что она разучилась двигаться. Она приглашала к себе, она звала за собой, и Елисеев поднялся на ноги, двинулся в сторону балконной двери, за которой маячил шарик желтого цвета. Единственный, настырный и страшно одинокий, похожий на самого Елисеева. Случились еще два шага. Еще две пропасти удалось преодолеть, следуя за зовом того, чего не существует. И немудрено, что третий шаг стал избавлением. Виной тому стали оставленные за спиной часы, не последовавшие за Елисеевым, а уже в миллиардный раз подчинившиеся своему хозяину.
После этого Елисеев очнулся окончательно. Он стоял, не дойдя одного шага до балконной двери. Он хорошо видел, что она чуточку приоткрыта, и еще желтый шарик отчетливо трансформировался в свет одинокого фонаря, освещающего край производственной базы, расположенной по курсу, прямо напротив дома Елисеева, а за базой, заявляли о себе типовые многоэтажки.
«Какой сумбур, скорее бы приехала Женька» – подумал следователь, включая на кухне электрическое освещение.
После, смешавшись с табачным дымом, пролетели два часа. Когда утро вступило в свои права и послышались всё более явственные звуки со стороны, Елисеев вернулся на кровать. Полных полчаса ему не удавалось отключиться. В голове продолжали бороться две противоположные сущности. Одна требовала отдыха, другая не хотела оставить сложившееся положение без сиюминутного анализа. Силы их были примерно равны, и поэтому Елисеев то закрывал глаза, то вновь их открывал. Минуту тратил на то, чтобы вернуться к образу мертвеца. Следующая уходила на то, чтобы окончательно расправиться с мертвецом, отправив последнего в безапелляционное положение сугубо вымышленной реальности. Наступала третья минута, и она каждый раз пыталась
