Кажется, что сама вечность в этих течениях растворена. Зачерпнешь пригоршню воды, и вся история Российская от Петра Великого сквозь пальцы пробежит.
– Я бы не советовал вам, Дмитрий Николаевич, здесь воду черпать, – отозвался Белецкий с брезгливой миной.
– Ох, Белецкий! Я же метафорически. Неужели тебя этот вид не трогает?
– Нет. Вы же знаете, что я не люблю Питер.
– Знаю, но до сих пор понять не могу, чем он тебе не угодил.
– Да что в нём хорошего? Серость, сырость, меланхолия да простуда.
– А как же дворцы, парки, проспекты? Ты посмотри, какой здесь простор и масштаб!
– Я бы сказал, напыщенность и помпезность.
– Ну, знаешь! Это, в конце концов, столица. Ей парадность положена… Ты лучше посмотри, сколько здесь неба! Я думаю, Петра Алексеевича небо в первую очередь и поразило в этих землях. Море и небо!
– Море? Это вы, Дмитрий Николаевич, про Маркизову-то лужу?
– Белецкий! Что ты, право! Здесь вон в Невскую губу фрегаты заходят и крейсеры, а ты: «Лужа»! Ты только представь, вот прямо отсюда, с того места, на котором мы с тобой сейчас стоим, можно выйти в Балтику, а дальше – в Северное море, а из него – в Атлантику, а там уж хоть вокруг всего света… Поплывём вокруг света, Белецкий?
– Нет уж! Это без меня.
– И почему же вдруг?
– Потому что всю эту вашу кругосветную экспедицию я промучаюсь морской болезнью. Я человек сухопутный, так что на морские приключения меня не уговаривайте.
– Ладно! Как скажешь! – рассмеялся Руднев. – Тверди в Питере тоже предостаточно. Куда бы ты хотел пойти сегодня?
– Никуда, – хмуро отозвался Белецкий. – Я предпочел бы засесть в номере с книгой.
– Белецкий, будет тебе! В конце концов, нам тут придётся задержаться. Так что давай, настраивайся на бодрый лад!
Белецкий покачал головой.
– Простите, Дмитрий Николаевич, но изменить свое отношение к этому городу не в моей власти. Здесь какая-то слишком уж гнетущая для меня атмосфера. По мне, так здесь и жить грустно, и умирать тоскливо.
Дмитрий Николаевич озабочено взглянул на друга.
– Ты что это, Белецкий? Помирать собрался?
– Нет, – поспешил откреститься Белецкий. – Это я так просто, на перспективу.
– Не нравится мне твоя перспектива! Прекрати хандрить! Это всё дорога и история с похищенным ребёнком тебя из колеи выбили… Вот что! Сегодня вечером отправляемся ужинать к Кюба. Заказываем… да что угодно! Сам выбирай! А к нему бутылку Родерера. Как тебе моя перспектива?
– Звучит заманчиво, – похвалил Белецкий. – Но я больше люблю Moët.
– Значит будем пить Moët!
И друзья пошли в сторону шумного Невского мимо Дворцовой площади и здания Генштаба.
Руднев развлекал Белецкого пустячными разговорами, пытаясь развеять его дурное настроение,
