здесь бьётся алкогольное сердце посёлка. В этом, оживлённом аквариумами и шестами для танцев заведении обкатываются новички, прибывшие на базу.
Оцениваются два умения. Во-первых, как ты умеешь пить или не пить; и с кем ты умеешь спать или не спать, во-вторых. Результаты тестирования моментально вносятся в облачное хранилище посёлка, после чего каждый житель чётко знает, что можно от тебя ожидать. Встречаются индивидуумы, не доверяющие облакам. Их убеждают: кого вербально, кого физически.
Доктор, кивнув официантке на «Вам как всегда?», сидит и пьёт, ему составляет компанию Саня. Они обсуждают жён.
– Стою на остановке у ДОФа (Дом офицеров), ну принЯвши чутка. Жду автобус. Народу! Твоя на машине подъезжает. Открывает окно. «Сань, -говорит,– тебя подвезти?» Не успел рта открыть, она с места по газам, с проворотом колес.
– Саня, ты рот-то быстрее открывай. Она резво ездит, голуби с дороги взлетать не успевают, – говорит доктор и потирает ступню, на которую жена наехала давеча, сдавая у госпиталя задом. Петербурженка чёртова.
– Ну, давай.
Они выпивают и некоторое время молчат, чтобы не испортить эффект.
Камчатка. Черемша.
Весна на Камчатке – это время черемши.
В Петербурге на Кузнечном рынке, в соленьях, среди синевато-розового в маринаде чеснока, ярких, как зимородки, пупырчатых малосольных огурцов, лежали горками связки мутно зелёной черемши, расцветки школьных стен, и крепкие жилы их стеблей, со вдавленными в жёсткую мякоть нитками, напоминали тяжело дышащую даму в корсете. Хотелось полоснуть по ним острым ножом, чтобы зелёные унылые черви обрели наконец свободу и были съедены весёлыми птицами -людьми.
Первый раз довелось увидеть, как под весенним солнышком растёт вольная дышащая черемша, на Зеленчуке, мы сплавлялись по нему на каяках и катамаранах. В начале похода поднимались к невероятной красоты Софийским озёрам. Горные озёра со своей зеркальной невозмутимостью наносятся на географическую карту души сразу тем цветом, в котором ты их застал. Озёра – фотоснимки неба; в тяжёлые дни ты снова окунаешься в этот цвет, и душа твоя плавает в нём, не нарушая недвижности вод. Альпы и Татры, Кавказ и Камчатка, их озёрами нельзя наглядеться, как нельзя напиться талой водой их ледников.
Впрочем, черемша не эдельвейс, не любит высоко забираться. По весне бурый ковёр прошлогодних листьев, их истлевшие, проеденные снегом и жуками, сквозные пластины проклюнуты остро отточенной зеленью ростков. Их уже можно собирать, можно и когда над сухим пергаментом мёртвых листьев черемша раскинет два ярко зелёных заячьих ушка, как знамя победы жизни над смертью.
На Камчатке проростки черемши собирают огромными пакетами, как витаминную зелень: в салаты, начинки; и для маринада на зиму. В банках красиво уложенная черемша чуть буреет, но остаётся зелёной, настаивая в себе свой чесночный запах. Эти банки в веснушках перечных горошин уставляют балконы всех
