с дочерью недоставало городской суеты, мы заскучали в первое время без шума машин и запаха бетона. Вероятно, всему свое время: люди, живущие в “каменных джунглях”, предпочли бы тишину нашего хутора, мы же с Ванессой, не жившие среди небоскребов, стремились в город. Мне хотелось переехать в более густонаселенное место с трафиком и живыми людьми, чтобы можно было посещать магазины, салоны и тренажерные залы пешком. Но увы, пешком здесь ничего нельзя было посетить даже в городах – все расстояния были огромными, а общественного транспорта в глубинке не было.
Темно-серые и синие стены в доме мне определенно не нравились, они давили. Находясь в таких стенах, я чувствовала себя если не пациентом психиатрической больницы (там стены все-таки белые), то заключенным тюремных казематов. И что заставило бывшую жену так поизголяться над домом, оставалось для меня загадкой. Как доказано учеными, цвет окружения и наличие естественного освещения играют большую роль на настроение и самочувствие людей. Следовал вывод, что с таким раскрасом стен депрессия и нестабильное настроение у домочадцев будут обеспечены, что в общем-то было правдой: бывшая, со слов жениха, устраивала в этом доме дикие скандалы и истерики. Терпеть такое издевательство над психикой не хотелось, и я выразила желание напрочь перекрасить все в светлые тона.
На всех окнах висели белые горизонтальные жалюзи, давно покрывшиеся пылью, их редко открывали. Весь дом будущего мужа напоминал замок Дракулы: темный, без единого лучика света, без живой души.
В течение трех месяцев я беспрерывно, каждый день, меняла стены в персиковые, нежно-желтые, бежевые и белые цвета. Гостиная, спальни, коридоры и все двери приобрели более веселый вид. Я содрала жалюзи, перемыла все окна, стены и потолки и пустила в дом солнечный свет, который погас два года назад с уходом младшей дочери после разрыва с ее матерью. На окна мы с Дином повесили шторы, выбор которых был весьма скуден в местных магазинах: это были узкие полоски ткани, которые лишь отдаленно напоминали шторы.
Еще три последующих месяца я доделывала и переделывала ремонт, если находила огрехи. Из дома я распорядилась вынести весь ненужный хлам, лишние столы, мебель, предметы обихода и прочий мусор. Хотелось очистить жилище от малейшего напоминания и энергетики той женщины, которая когда-то сломала жизнь Дину. После генеральной уборки и ремонта стало легче дышать не только физически, но и морально: теперь ничего не напоминало о прошлой жизни жениха.
Дом принадлежал его матери, Мелани. Все, что его окружало – сотни гектаров земель, прилегающий лес с протекающей рекой, надворные постройки, еще пара-тройка родовых домов, поля и угодья с урожаями сена и зерновых в радиусе нескольких километров, сдаваемых в аренду фермерам, – принадлежало семье мужа, а точнее, было записано на свекровь. В случае ее смерти прямыми потомками являлись Дин и Луи (Луи – младший брат Дина, жил в соседнем городе с женой и детьми, но не был близок к матери и брату; они виделись лишь по большим праздникам). Но старушка не спешила
