вот она уже витает над собой, смотрит на девочку, которая тянется к сабле, чтобы разрубить этого человека пополам, а потом бежать домой.
А потом…
Она терпит поражение и исчезает.
Глава 6
Она тащит Хирут в конюшню и предупреждает кухарку, чтобы та не отпирала дверь. Хирут лежит, свернувшись, там, где ее положили, боль разогретым клинком прижимается к ее костям. Спустя несколько первых часов она словно выходит из себя и смотрит, как зачарованная, на небольшое скопление крови, которая свертывается на ее шее. Кровь начинает срастаться в бугорок раны, которая тянется через плечо к груди. Когда ей это наскучивает, она оставляет себя позади, выходит из конюшни и проникает в кабинет Кидане. Она просматривает газеты на столе, устремляет взгляд мимо фотографии императора Хайле Селассие, которую Кидане вырезал и отложил в сторону, потом устраивается на его стуле и делает вид, что читает. Она видит колонны и колонны марширующих ференджи и корабль, переполненный людьми в форме. Она видит, как они машут ей своими винтовками, она видит разверстые рты, они растягиваются и поглощают ее, и она понимает, что падает в пасть чудовища и продолжит падение, если не шевельнется. Она встает и идет по коридору на веранду, продолжает идти, наслаждаясь своей ничем не ограниченной свободой.
На границе компаунда она останавливается у ворот и прислушивается к деревьям, которые манят ее дальше. Домой, говорят они. Иди домой. Лошадь Кидане, Адуя, оплакивает ее в конюшне. Буна, лошадь Астер, сердито трясет головой. На крыше попрощаться с ней собрались совы. Даже ветер изменяет направление, чтобы обнять ее за плечи и охладить огонь. И Хирут знает, что должна идти домой. Она должна найти дорогу и идти, пока снова не окажется в руках матери, которая ждет, когда отец вернется с полей. Они испуганы, и она тоскует в одиночестве и не знает, почему так долго отсутствовала. Настанет день, когда у нее будет достаточно сил, чтобы вылечить синяк, растущий у нее на груди. А пока пусть он растет, пусть прилепится к ребру и давит на ее легкие, потому что ей нужно быть дома. Хирут открывает ворота и выходит в колодец густой тьмы.
Вот она стоит в центре этой комнаты, где есть только темнота и только эти раны, и только боль посылает предательский луч света в ее голову. В ее голове слова, которые освобождаются от смысла, и ничто не может удержать их на месте, кроме звука ее собственного имени, набирающего силу в его повторах: Я – Хирут, дочь Гетеи и Фасила, рожденная в благодатный год урожая. Она – Хирут, окруженная темнотой, густой, как плоть, она – пульсирующая рана в середине. Она – слабый свет, проникающий в комнату через щель в стене. Она – свет, пережеванный на краю раны. Она – боль, пульсирующая в одиночестве в этой черной комнате, где нет ничего другого, только темнота, только рана, которая, в отличие от поврежденного сердца, не перестанет подрагивать. В ее голове воспоминания о свете, который щелкает, словно хлыст над этой головой. Над головой девочки, которая прежде была Хирут, дочерью Гетеи и Фасила, рожденной в благодатный
