говорит: Они отдали винтовку одному из рекрутов Кидане. Она говорит: Берхе, заставь ее прекратить. Но Берхе с выражением бесконечной печали на морщинистом лице потихоньку следует за ней, когда она перепроверяет затоптанные тропинки за пределами компаунда. Потом, в один из дней, несколько недель спустя, он останавливает ее у ворот, обнимает и шепчет в ухо: То, что потеряно, потеряно, мое дитя, то, что потеряно, освобождает место для чего-то другого. Но она моет, и стирает пыль, и полирует снова и снова, будто в первый раз, и с каждым новым днем страх нарастает:
Винтовка исчезла. Ее словно и не было никогда. Словно кроме жизни в этом доме, она ничего другого никогда не знала, словно она никогда не была ничем иным – только вот этой никем не любимой девочкой. Вскоре ей придется признать, что винтовки нигде нет. Она упала в трещину, которая может проглатывать девочек с такой же легкостью, с какой пожирает винтовки. Она чувствует, что исчезает, ощущает, как смягчаются ее кости, проскальзывают в ее кожу. Она просыпается, дрожа всем телом, убежденная, что чьи-то невидимые руки тащат ее куда-то, а она беззащитна без оружия, слишком слаба, чтобы воспротивиться врагу. Прости меня, аббаба[13], говорит она каждую ночь. Она извиняется перед отцом, потом ждет, когда солнечный свет зажжет свой сердитый жар, в котором сгорит темнота.
Ожерелье Астер: в один прекрасный день она находит его – оно засунуто глубоко в верхний ящик письменного стола Кидане, этого деревянного стола с прекрасной резьбой, теперь почти всегда заваленного картами и газетами, а еще на столе портрет их сына, маленького Тесфайе. Хирут выдергивает руку из ящика, сжимает ожерелье в ладони. Это увесистое, массивное золотое распятие на великолепной цепочке, она держит его в трясущейся руке. Ожерелье выскальзывает из ее пальцев и со звоном падает на пол, как мешочек с монетами, и когда она с бьющимся сердцем спешит его поднять, ей слышится чье-то дыхание в комнате. Она поворачивается: перед ней два стула, развернутые к столу, на стене выцветшая фотография отца Кидане и еще одна – супружеской пары в молодые годы. На столе все та же кипа документов, а поверх них лежит фотография множества марширующих людей в абиссинской национальной одежде и фотография императора Хайле Селассие, который смотрит на нее обвиняющим взглядом. Все та же сабля стоит все в том же своем углу. Ничто не сдвинулось с места, но Хирут кажется, будто стены разъезжаются и к ней тянется рука, готовая выхватить ожерелье, а потому она сжимает пальцы еще сильнее и бросается наутек.
Она закапывает его у конюшни в ямке, которую вырыла под поленницей Берхе. Она продолжает уборку. Она продолжает поиски винтовки. Хирут живет, понимая, что за ней наблюдают, следят, что она представляет собой любопытное зрелище в доме, который весь сияет от ее усердного труда. И только по ночам позволяет она переменам взять свое, позволяет своему сердцу наливаться радостью, разрешает себе улыбаться. Она тихонько поглаживает место рядом с собой – там раньше лежала винтовка, потом она закрывает глаза, и ей видится девочка, стоящая на вершине горы: девочка смотрит на
Амхарское обращение к отцу.
