пьешь… Другим водяра – праздник. А для меня – суровые трудовые будни… То вытрезвитель, то милиция – сплошное диссидентство… Жена, конечно, недовольна. Давай, говорит, корову заведем… Или ребенка… С условием, что ты не будешь пить. Но я пока воздерживаюсь. В смысле – пью…
Марков запихивал деньги обратно в пакет. Две-три бумажки упали на пол. Нагнуться он поленился. Своим аристократизмом паренек напоминал Михал Иваныча.
Мы подошли к стойке, взяли бутылку «Агдама». Я хотел заплатить. Мой спутник возвысил голос:
– Руки прочь от социалистической Кубы!
И гордо бросил на прилавок три рубля…
Поразительно устроен российский алкаш. Имея деньги – предпочитает отраву за рубль сорок. Сдачу не берет… Да я и сам такой…
Мы вернулись к окну. Народу в ресторане заметно прибавилось. Кто-то даже заиграл на гармошке.
– Узнаю тебя, Русь! – воскликнул Марков и чуть потише добавил: – Ненавижу… Ненавижу это псковское жлобье!.. Пардон, сначала выпьем.
Мы выпили. Становилось шумно. Гармошка издавала пронзительные звуки.
Мой новый знакомый возбужденно кричал:
– Взгляни на это прогрессивное человечество! На эти тупые рожи! На эти тени забытых предков!.. Живу здесь, как луч света в темном царстве… Эх, поработила бы нас американская военщина! Может, зажили бы как люди, типа чехов…
Он хлопнул ладонью по столу:
– Свободы желаю! Желаю абстракционизма с додекакофонией!.. Вот я тебе скажу…
Он наклонился и хрипло зашептал:
– Скажу как другу… У меня была идея – рвануть отсюдова куда попало. Хоть в Южную Родезию. Лишь бы подальше от нашей деревни… Но как?! Граница на замке! С утра до ночи под охраной Карацупы… Моряком пойти в загранку – сельсовет не отпустит… На интуристке жениться? На какой-либо древнегреческой бляди? Где ее возьмешь?… Один тут говорил – евреев выпускают. Я говорю супруге: «Верка, это же мыс доброй надежды…»
А супруга у меня простая, из народа. Издевается. «Ты посмотри, – говорит, – на свою штрафную харю… Таких и в кино пускают неохотно. А он чего надумал – в Израиль!..»
Но я с одним тут посоветовался. Рекомендует на еврейке временно жениться. Это уже проще. Интуристов мало, а еврейки все же попадаются. На турбазе есть одна. Зовут – Натэлла. Вроде бы еврейка, только поддает…
Марков закурил, ломая спички. Я начал пьянеть. «Агдам» бродил по моим кровеносным сосудам. Крики сливались в мерный нарастающий гул.
Собутыльник мой был не пьянее, чем раньше. А безумия в нем даже поубавилось.
Мы раза два ходили за вином. Однажды какие-то люди заняли наши места. Но Марков поднял крик, и те ушли.
Вслед им раздавалось:
– Руки прочь от Вьетнама и Камбоджи! Граница на замке! Карацупа не дремлет! Исключение – для лиц еврейской национальности…
Наш стол был засыпан конфетными обертками. Пепел мы стряхивали в грязное блюдце.
Марков продолжал:
– Раньше я думал в Турцию на байдарке
