сказал Калакутский, – его надо просветить.
– Веди к Насте, она их страсть любит.
Пошли дальше по коридору. «Если так, – думал Алпатов, – то не очень и страшно». Но Настя оказалась большая фарфоровая баба с яркими пятнами на щеках.
– Поручаю тебе обработать этого кавалера, – сказал Калакутский.
И втолкнул Алпатова в ее комнату.
– Раздевайтесь, – очень ласково сказала Фарфоровая. – Пива желаете?
– Водки, – ответил Алпатов.
Она вышла.
Тогда стала ему Фарфоровая как на первых уроках в гимназии Коровья Смерть: страшно и слабо в себе. «Не убежать ли теперь?» – подумал он, но вспомнил, что еще будет водка и после нее все переменится. Тоже был страшный становой, а потом стал милым Кумом.
Она принесла графин с двумя рюмками, на блюдечке было нарезано мясо: закуска.
– Миленочек, ах, какой ты хорошенький! Пил ли ты водку когда-нибудь?
– Пил! – И налил две рюмки. – За ваше здоровье! – Чокнулся и выпил.
И вот странно – обжег себе рот, водка настоящая, а никакой перемены от нее не было.
Налил еще, выпил и – опять ничего, и еще налил и – опять ничего, и еще…
– Миленочек, ты очень уж скоро, так ты совсем опьянеешь.
– Водка на меня не действует, – ответил Алпатов, – мне надо много выпить.
– Вот ты какой!
Она села в кресло, притащила его к себе на колени, обняла.
– Ах, какой ты хорошенький, миленочек, знаешь, я тебе сделаю подарок – вот.
И дала ему небольшой перочинный перламутровый ножик.
– Подождите, – освободился Алпатов, – я сейчас на двор схожу, мне нужно.
Шинель надел, а пояс забыл. Выпитая водка стала действовать, только в другую сторону, – видно, напрасно грешат на этот хлебный напиток. Или, может быть, невидимая, неслышимая, притаенная где-нибудь в уголку души детская прекрасная Марья Моревна оттолкнула от своего мальчика фарфоровую бабу с яркими пятнами. Водка действовала, но в другую сторону: бежать, бежать.
Он спрятался в тени ворот, собираясь перелезть в подворотню, но вдруг ему почудилось, что на той стороне есть кто-то.
«Не Заяц ли это лезет?»
Вылез кот и шарахнулся, другой кот бросился на первого, и оба с ужасным криком понеслись на крышу. Две старушки у других ворот разговаривали между собой.
Первая старушка сказала:
– Пост пополам хряпнул!
Вторая ответила:
– Коты на крыши полезли.
Первая сделала вывод:
– Значит, месяц остался до полой воды.
«Ведь вот как они странно выводят, – подумал Алпатов, – у них причины выходят совсем не так, как у Бокля».
Коты, сцепившись в клубок, ляпнулись с крыши прямо ему под ноги и бросились в подворотню. За котом бросился в подворотню Алпатов – и на забор, по кустам до другого забора, по улице.
Добрая Вильгельмина
