я очень ответственный, рядом со мной вы снова почувствуете себя в безопасности, но это вовсе не значит, что я, как вы, мадмуазель, вчера выразились, «сухарь», я сказал, что положительными эмоциями вылечу вас, и делаю это! И я тоже люблю жития святых, в том числе Бориса и Глеба, а вот Гюго вам, столь чувствительной мадмуазель, читать не советовал. Пессимистично слишком. А насчёт дяди. Благодарю-с за ободрение, постараюсь. Что же касается Николя, тут всё намного сложнее. Он внешне просто идеал офицера и дворянина, но его характер оставляет желать лучшего. Литературу или другие искусства или науки, в отличие от нас с вами, он не любит и всячески избегает, любимое развлечение у него: кутить с со своими непутными дружками, выпивать, играть в карты, посещать актрисочек и дома терпимости. Из-за моей некрасивой внешности он лишь норовит посмеяться и всерьёз меня почему-то не воспринимает, как и своего отца, от этого я иногда чувствую себя одиноко…
– Но теперь вы не будете одиноки, потому что у вас есть я, любимая и любящая невеста, я в ответ своей любовью буду лечить вас-с от одиночества! И не вздумайте считать себя некрасивым! Вы прекрасны душой! Вы давно были в театре? – с милой кокетливой озорной улыбкой изрекла Людмила.
– Признаться честно, давно, но я очень люблю балет, и если вы, Людмила Борисовна, тоже любите, тоя бы хотел пригласить вас с её светлостью княгиней, вашей матушкой, в театр на балет Дидло… – весело ответил Евгений.
– Что ж, сударь, предложение принимается! Я думаю, что на сегодня мы и так хорошо пообщались, но это лишь начало. Благодарю-с за такой милы визит…
– До встречи, прекрасная княжна… – хотел уже раскланяться Евгений и тут спросил – скажите на последок, мадмуазель, а что за историю вы рассказывали своим танцем на балу? Неужели… свою?
– Да, – подтвердила Людмила – я рассказывала историю своей семьи и свои чувства этой полькой…
… Евгений, приятно удивлённый, вдохновлённый, в приподнятом настроении поехал домой, теперь мир ему виделся совсем в других цветах, словно заново обрёл краски, ароматы и звуки…
…Людмила сидела в своё мягком кресле тоже обновлённая: на её нежном личике играла улыбка, хрупкие руки изящно окутала зелёная вышитая шаль, а взгляд наполнился мечтательностью, будто она где-то далеко от этого места, где-то в романтических девических грёзах. А на душе было так легко, словно весной на Пасху…
Вдруг Людмилу осенило, она почувствовала, что, хотя вспоминать батюшку ей по-прежнему грустно, но грусть стала светлой, доброй, христианской. Она мысленно в этот миг отпустила папу туда, в рай, где он будет блаженствовать с праведниками вечной жизни. Отпустила ради того, чтобы дать в своей жизни появиться новому чувству и человеку, совершенно доселе незнакомому, но приятному. И больше Людмиле не хотелось причинить себе физическую боль специально, просто больше её душа в этом не нуждалась. Девушка позвала крепостную девку Машу и попросила:
