Не может!
– Ты совершенно не владеешь магией! Слабая… Извини, но это не моя война.
– Подожди… Но я! Я могла бы…
– Ты остаёшься, – отрезает Гилберт. Его слова стеной повисают между нами.
До ушей долетает скрежет металла. Снаружи вражеские солдаты, они ищут меня, рыская у потайной двери. Должно быть, учуяли след.
Мои лёгкие стискивает страх, а Гилберт уже уходит к зеркалу.
Я испуганно вскакиваю, кидаюсь за ним, судорожно хватаю за плащ онемевшими пальцами. Жалобно прошу:
– Гилберт… Ты правда уйдёшь без меня? Ты говорил, что любишь… Пожалуйста, не бросай меня. Я же погибну одна! Я не смогу… Мы же пара!
– Пара? – Он резко поворачивается, смотрит в глаза. – А давай проверим?
Я не успеваю ничего ответить, как жених уже берёт мою ладонь, уверенно переплетает наши пальцы. Кожа к коже и никакой перчатки. Инстинкт требует забрать руку, но я сдерживаюсь, лишь испуганно задерживаю дыхание. Впервые я касаюсь рукой мужской ладони, вот так, без защиты…
Я принадлежу к расе травоядных оборотней. Для нас соприкосновение ладоней – это слишком важный жест. Даже интимный. Он может подарить счастье или разрушить жизнь. В некоторых семейных парах супруги до конца жизни не решаются снять перчатки, так боятся узнать, связывает ли их метка истинности.
И сейчас мне кажется, я чувствую зуд на запястье.
Мы стоим посреди горящего замка, усталые, в пыли, опустошённые горем, держимся за руки, считая секунды.
Раз-два-три…
Рука жениха горячая и сухая. Я тянусь взглядом к нашим запястьям…
Но там пусто. Чистая кожа, голубые венки.
– Видишь, – шепчет Гилберт, – наши руки сегодня впервые соприкоснулись, но метки не появилось. Значит, я не твой истинный.
– Мне это не важно! Мне не нужна…
– Хватит! – обрывает жених. – Неужели правда веришь в любовь? Это просто политика, Николь. Принцесса и будущий архимаг – удачная партия. Но Аштарии больше нет. Значит, и “нас” больше нет. Думаю, ещё и лучше, если ты останешься здесь… со всеми.
— Со всеми?
В одной могиле?
Я выдыхаю застрявший в горле воздух. Ищу в суровом лице тень сомнения, но нахожу только ледяную решимость. В тёмных глазах мага ни капли жалости. В них вообще нет ничего от прежнего Гилберта… Оказывается, я совсем не знала своего жениха.
Горько усмехаюсь и вырываю руку.
Смотрю на мужчину новыми глазами. В груди ширится пустота. По зеркалу за спиной Гилберта пробегает рябь.
– Твоя семья сама во всём виновата, – он словно оправдывается.
– Ты веришь в это?
– Руанд верит. Этого достаточно, – говорит жених.
Я качаю головой, вытираю слёзы. Усилием воли давлю истерику, прячу эмоции за сцепленными зубами, выпрямляю спину, хотя хочется согнуться в три погибели и рыдать до хрипов. Нет! Хватит! Не хочу
