жирное, нечетко, но просматривался отпечаток ладони. Столик у гардеробной стойки вряд ли подлежит ремонту…
– Есть кто-нибудь? – крикнул Павел.
Из боковой двери выглянула женщина лет сорока в униформе.
– Простите, вы кто? – спросила женщина.
– Следователь Терехов, – представился он. – Что тут?
– Наконец-то, – сказала она. – Труп парня во второй комнате, его мать на кухне с доктором. Это она вызвала нас, думала, сын жив, но… А уже мы вас потревожили.
– Мать в каком состоянии? Допросить ее можно?
– Мы сделали ей укол… не знаю… не могу сказать, спросите у доктора. Представьте, приезжает к сыну проводить старый год, побыть с мальчиком, а он… сами увидите. Никому такого не пожелаю.
Павел обернулся к ребятам, бросив:
– Приступаем.
– Без экспертов? – уточнил Веня.
– Без. Они скоро подъедут, а мы пока осмотримся, прикинем, что здесь к чему… Только не топтаться, ладно?
– Господи, пощади, не присылай нам Марихуану, – тихо взмолился Феликс, рассматривая кровавое пятно на стене.
– Феликс идет со мной на кухню, – сказал Павел. – Остальным…
– Я, конечно, иду опрашивать соседей, – обреченно вздохнул Женя, закатив глаза к потолку.
– Конечно, – подтвердил Павел. – Но завтра. Сегодня с тобой никто разговаривать не станет.
– А если решишься настаивать, спустят с лестницы, – предупредил Феликс, осматриваясь. – Этаж шестой, падать недолго будешь, но больно.
Тем временем Павел заметил фотоаппарат у Вениамина:
– Камеру захватил? Отлично.
– Конечно, захватил, как без фотика? – усмехнулся тот. – Я же планировал всех нас сфоткать за праздничным столом и пролетел.
К нему приблизился со скорбной миной Феликс и попросил:
– Веник, в следующий раз, когда соберемся праздновать, камеру оставляй дома, смартфоном сфоткаешь. Примета плохая: как только берешь камеру, так обязательно сваливается на нас что-нибудь неожиданное. Заметь: в самый неподходящий момент.
– Да? Не помню такого, – готовя фотоаппарат к работе, сказал Вениамин. – Павел Игоревич, я готов. Женька, идем?
Оба, осторожно ступая на свободные от зеркальных осколков места, прошли в комнату, а Павел с Феликсом отправились в кухню. Доктор, крупный мужчина лет пятидесяти, привстал и поздоровался за руку с ними, все трое уставились на женщину. Она сидела за столом, отвернувшись от входа и упираясь лбом в стену, на вновь вошедших не обратила внимания. Павел сел напротив и начал с осторожностью, характерной для врачей-психиатров, когда они разговаривают с буйными больными:
– Прошу прощения, мы понимаем, как вам сейчас тяжело, но нам нужно поговорить с вами… (Она не пошевелилась.) Очень нужно, поверьте.
Никакой реакции. Павел взглянул на врача, ища помощи, но тот развел руками, дескать, ничем
