продолжалась очень долго и закончилась ровно тогда, когда на горизонте стало медленно всплывать розовато-оранжевое зарево.
Сейчас же, сидя в душном такси, Гордин с Меланьей направлялись в гости к своим родственникам, которые уже давно не собирались вместе.
Влад оторвал свой взгляд от дорогих сердцу красот и посмотрел на милую маму, сидевшую подле него. Она сложила нежные руки на коленях и почти всем телом прижалась к дверце машины. Её взгляд был безучастен, она пребывала в глубоких раздумьях. Порой женщина медленно и аккуратно, словно боясь, что её заметят, вытирала потные ладони о коленки, покрытые бежевым платьем.
Машина повернула за угол и выехала на улицу, где, собственно, находился дом, в котором будет происходить празднество. Он принадлежал Дмитрию Тиховецкому – крёстному Гордина. Последний раз Владислав виделся с ним в день, когда тот безмолвно прощался со своим самым близким человеком – на похоронах. С тех пор прошло немало лет, в течение которых они практически не виделись да не разговаривали. Тиховецкий после того дня в принципе мало с кем заводил разговор.
Гордин, увидев, что они подъезжают к дому, негромко спросил у матери:
– Мам, а ты с ними-то без меня общаешься?
– Да, – будто очнувшись, неуверенно промолвила она.
– Антонимовы всё-таки будут?
– Да… будут, – медленно кивая, ответила женщина.
После этих слов их взгляды несколько поникли. В тот же момент машина, проезжая по дорожным ямам, закачалась из стороны в сторону да вскоре, пересёкши длинную лужу, прибыла к месту назначения. Владислав достал из кармана серых брюк пятидесятирублёвую купюру и протянул недовольному таксисту. Тот жадно вырвал её из рук и, когда пассажиры вышли, ни на минуту не останавливаясь, скрылся за поворотом. Гостям пришлось пройти по сырой и неухоженной клумбе, чтобы добраться до главных ворот и нажать на кнопку звонка. Тротуары, тянущиеся чуть ли не за версту, стояли пустыми. Издали непрестанно доносился лай, перекликавшийся с чириканьем прятавшихся в опадавшей листве птиц.
Прошла минута. Но им не открывали.
Тогда Гордин позвонил в домофон ещё раз и заодно постучал в сплошные металлические ворота. Через несколько секунд послышались чьи-то шажки, затем – неразборчивые слова, и вскоре со двора стал доноситься целый хор разнообразных и знакомых голосов.
Ворота распахиваются, и пред ними появляется толпа радостно визжащих да лыбящихся родственников. Гости мигом оказываются в объятиях. Родная сестра Меланьи, Юлия Смиренская, перво-наперво обнимает нежными руками Владислава; она, как всегда, перекидывается различными тривиальными фразами наподобие «сколько лет, сколько зим» или дивится, как вырос тот мальчик, которого она будто совсем недавно держала у себя на руках. Но, несмотря на все эти избитые сентиментальности, Гордин был рад этой встрече, наверное, так же искренне, как и сама Смиренская.
