вблизи родителя. Меня же чаша сия миновала. Мне было десять, верно, но я уже и тогда отличался от братьев, и знал это. И знал это не только я. Поэтому я просто кивнул. Это же Адам! Он не способен жить по-другому – только верить в хорошее, поступать наилучшим образом.
– Из тебя получится великолепный рыцарь, Джон, превосходящий прочих.
– Я никогда не научусь убивать.
– Я тоже так думал.
– Ладно. Я никогда не научусь убивать так, как это делаешь ты.
Я разумел – с той степенью отстраненности, которая лишает жестокости мяснический труд, однако он понял по-своему:
– Или ты думаешь, что мне это нравится – убивать?
Я не думал.
– Убийство животного, как сегодня, совершенное ради пропитания, не есть убийство. Облеченное правилами, оно – уже искусство.
– То же, как полагаешь, можно сказать и про убийство человека?
– Язвишь! – старший хмыкнул. – Отец Катберт был бы недоволен…
А я, между тем, знал, что Адаму уже довелось. Весной граф, путешествуя по Приграничью в должности Хранителя Марок, взял его в Лиддесдейл – там и случилось. Граф хвалил наследника, наследник помалкивал, не отвечая на подколы братьев. Я же не мог избавиться в себе от томительного, острого любопытства – и страха – ощутить, как клинок пронзает не кабанью, но человечью тушу. Может, это и есть грех? Может, всему виной мое странное крещение – виной этой неодолимой, пугающей тяге?
– Убийство человека я никогда не назову искусством, – помолчав, молвил Адам. – Ибо мы разрушаем тогда оболочку божественного духа – оболочку, и созданную по образу Божию. Убийство – всегда грех. Но кто мы такие, чтобы сопротивляться предназначению, промыслу, поставившему именно нас с обнаженным мечом в руке – на страже основ этого мира? Нет, Джон, не насилие ради насилия, не насилие само по себе. Однако насилие, чтобы обуздать насилие – волей Господа и честью благородного человека.
Убийство, совершенное волей Господа и честью благородного человека… порядок в изначальном хаосе воздвигается странной ценой, однако вкус этой дихотомии я ощутил много позже. Тогда мне было хорошо – так хорошо, что помню спустя полвека. Брат видел меня рыцарем – в ту минуту я и был им. Его слова прикрепляли мне шпоры, обвивали перевязью под меч, покрывали мантией… А он говорил:
– Насилие – зло, Джон, но зло неизбежное. Насилие из рук человека добродетельного – способ изгнать дьявола из темных, осквернивших себя, больных духом. Кто, если не мы?
Насилие в Приграничье – не тема для обсуждения в беседах юношей, а воздух, которым дышишь, однако Адам дышал иным.
– Мы поставлены хранить и защищать. Мы, рожденные высоко. Знаешь, что означает древний девиз нашего рода?
– Иду навстречу.
– И это тоже. Но это если коротко, а так… «Не зови понапрасну,
