С одной стороны, где новый выход – наглухо. С другой, где старый – оставили шлюз для подъема в город.
Там, где глухая стена – кухня и клуб. Плиты для готовки, хозяйки в фартуках суетятся, варганят обед детям и мужьям; ходит вода по трубкам угольных фильтров, журчит, сливаясь в баки, почти прозрачная; то и дело чайник свистеть начинает – со смены с ферм забежал гонец за кипяточком, вытирает руки о штаны, ищет среди кухарок свою жену, чтобы за мягкое ее прихватить, о любви напомнить, и заодно досрочно полуготового чего-нибудь кусок схарчить.
И плиты, и чайники, и посуда, и стулья со столами – были все не свои, а колхозные, но люди к ним бережно отнеслись, не портили.
Все, кроме еды, принесли сверху: в метро ничего толкового не смастерить. Хорошо, что мертвые, когда жить собирались, впрок себе всякого добра наготовили – лампочек, дизель-генераторов, проводов, оружия, патронов, посуды, мебели, одежды нашили прорву. Теперь можно за ними донашивать, как за старшими братьями и сестрами. Надолго хватит. Во всем метро народу – не больше пятидесяти тысяч. А в Москве раньше жило пятнадцать миллионов. У каждого, выходит, таких родственников – по триста человек. Толпятся беззвучно, протягивают свои обноски молча: бери мои, мол, бери-бери, новые почти, я-то из них уже вырос.
Проверить только их вещи дозиметром – не слишком щелкает? – поблагодарить и можно пользовать.
Артем добрался до чайной очереди, приткнулся последним.
– Артем, ну куда ты, как не свой! В очереди он еще тут будет! Садись, в ногах правды… Плеснуть горяченького?
Заправляла тут Дашка-Шуба, баба лет уже, видимо, пятидесяти, но совершенно не желающая об этом думать. Приехала она в Москву из какой-то дыры под Ярославлем за три дня до того, как все ухнуло. Шубу покупать. Купила; и с тех пор больше не снимала ее уже ни днем, ни ночью, ни в уборную сходить. Артем никогда над ней не смеялся: а если бы у него остался вот такой кусок прежней его собственной жизни? Мая, или пломбира, или тени от тополей, или маминой улыбки?
– Да. Спасибо, теть Даш.
– Все ты тетькаешь мне! – укоризненно и кокетливо. – Ну что там, сверху-от? Погодка как?
– Дождик.
– Ак это опять нас подтопит, что ли? Слышь, Айгуль? Дощь, говорят.
– Аллах нас наказывает. За грехи. Глянь, свинина-то не сгорит у тебя?
– Ну что сразу Аллах твой! Аллах у нее сразу! А и правда, подгорает… Как Мехмет твой, вернулся с Ганзы?
– Третий день нету. Третий!
– Не переживай так-то…
– Вот я тебе сердцем клянусь, Даша, завел себе он там кого-то! Из ваших завел! В грехе…
– Ваших-наших… Что ты как эта… Мы все тут, Айгулюшка… Все заодно.
– Давалку какую-нибудь завел, Аллахом тебе…
– Ак ты бы сама-то ему почаще давала… Мужики-то ведь они как котята… Тычутся, пока не найдут…
– Да что
