у Валентина красть, которое он мог бы в замке провести, с любимой своей семьею?
И, решив так, устроил под Холмом развеселый праздник – так, чтоб не жаль было потом «прощай» сказать.
Поет лира, вторит ей флейта, костер взметнулся до неба. Пляшет в венке из листьев и осенних цветов Эйлахан с девицей-лисицей. Пляшет и Валентин. Льется рекою вино из лунного света… И никто не замечает, что время замерло – там, снаружи, три дня прошло, а под Холмом всего час. Видно, так не хотел Эйлахан брата своего названного отпускать, что против собственной воли сотворил страшное чародейство.
А между тем отряд королевский все ближе и ближе к замку подбирался. Гвенда по мужу истосковалась – села у окна, запела печальные цыганские песни, а дочь ей подпевать стала, как умела. Сыновья тоже погрустнели, бродят по замку, места себе не находят.
Под Холмом второй час всего пошел, а снаружи – целая неделя пролетела. Уже постучались в ворота замка палачи, притворяясь мирными путниками – а Валентин о том не ведает. Вино из лунного света легкое, да пьянит сильней самых крепких напитков…
Звонко пела флейта, и не слышен был за нею слабый голос птичий:
Молодой лорд, молодой лорд!
Ты пируешь и пьешь вино,
А жену твою во двор за косы выволокли
И хотят отрубить ей голову!
И выступила на медальоне первая капелька крови.
Вздрогнул Валентин.
«Брат, не слышал ли ты ничего? Будто птица запела…».
«Нет, не слышал, – качнул головой чародей захмелевший. – То, наверное, лира была».
Еще минута прошла – снова запела птица, уже громче:
Молодой лорд, молодой лорд!
Ты пируешь и пьешь вино,
А сына твоего старшего
Связали и бросили в реку!
И выступила вторая капелька крови.
Страшно стало Валентину, а он все на вино грешит, понять не может, почему так плохо.
«Брат, не слышал ли ты птичьего пения?»
«Нет, не слышал. То, верно, флейта была».
И полминуты не прошло – запела в третий раз птица громче прежнего, заглушила флейту и лиру:
Молодой лорд, молодой лорд!
Ты пируешь и пьешь вино,
А младшего твоего сына травят собаками,
Как лису на осенней охоте!
Тут весь хмель у Валентина как ветром сдуло. Схватился он за медальон – а тот весь в крови. Эйлахан тоже побелел, сам стал на мертвеца похож. Понял сразу, что случилось.
«Это, – шепчет, – я виноват».
Воткнул нож в землю, перекинулся в огромного лиса и кричит:
«Садись на меня, Валентин! Кони будут час ехать, а я тебя в замок за три удара сердца домчу!»
Вскочил Валентин на Лиса, вцепился в черно-красную шерсть – и тот взвился вдруг в самое небо, через холм, над верхушками деревьев.
И запела в последний раз птица:
Молодой
