разложенной посреди палатки кучки тлеющих углей. Они, лежащие в окружении почерневших камней, дают столько тепла, что у меня вырывается стон.
В одном углу покоится груда черного гладкого меха, в другом возвышается паллет, служащий кроватью.
Как и обещал командир, меня дожидается деревянный поднос с ужином, а возле миски даже стоит кувшин с водой и лежат крошечный кусочек мыла и полотенце.
Я оглядываю полы палатки, но завязать их нет возможности. Да и, положа руку на сердце, чем бы мне вообще помогла кожаная веревка? Если кто-нибудь захочет войти, его ничто не остановит.
Я задумчиво кусаю губу; не могу стоять здесь, слишком боюсь пошевелиться. Поэтому стаскиваю с плеч шкуру и кладу ее на землю, хотя на полу и без того лежит мех, застилающий снег. Я сажусь, поджав под себя ноги, и ставлю поднос на колени.
На нем виднеются ломоть хлеба и кусок соленого мяса, а еще миска какой-то похлебки. И хотя это скромный солдатский рацион, у меня текут слюнки и урчит в животе, словно еды вкуснее я в жизни не видела.
Я тут же принимаюсь жадно ее поглощать, съедая все до последней крошки, и залпом выпиваю чуть теплую похлебку. Еда комом оседает в пустом желудке, утолив голод, и мне в мгновение ока становится лучше.
Закончив, я облизываю пальцы и губы, желая добавки, но понимаю, что мне и так повезло получить такую большую порцию. Все в этой армии довольствуются своей нормой, и сомневаюсь, что кто-то благосклонно отнесется к тому, что их пленница попросит еду снова.
Я с жадностью глотаю из кисета ледяную питьевую воду, явно собранную из растаявшего снега. Мне все равно, что она настолько холодная, что ноют зубы – вода в считаные секунды утоляет надоевшую жажду.
Теперь, когда я сыта и напоена, меня манит мех, но я понимаю, что сначала нужно помыться. Возможно, мне только кажется, но все же я до сих пор чувствую запах капитана Фейна и хочу стереть эту вонь со своей кожи, как если бы могла стереть воспоминание о его шарящих по моему телу руках и времени, проведенном на его корабле.
Наверное, этому не способствует и то, что на мне по-прежнему пальто, которое я украла из его каюты, но я не могу от него избавиться. Надеть взамен мне нечего, а свое старое пальто я отдала Полли.
Стараясь не помять коричневые перья, я кладу пальто на пол и быстро снимаю шерстяное платье. Раздеваясь без помощи лент, я чувствую, будто лишилась конечности… или сразу двадцати четырех.
Платье падает, после чего я поднимаю ноги и снимаю толстые чулки. Оставшись в одной золотистой сорочке, я дрожу, несмотря на исходящее от тлеющих углей тепло. Мне нужно ускориться, поскольку я ни на секунду не доверяю этому уединению. Я быстро снимаю остальное дрожащими от холода и тревоги руками.
Оставшись обнаженной, впервые вижу нанесенные мне увечья. Как и предполагала, под ребрами, куда меня пнул капитан Фейн, виднеется огромный синяк.
Я глажу пальцами потускневшее пятно, и даже столь легкое прикосновение вынуждает меня зашипеть
