глубин его русской души вырывается: «Душевно поют!»
Народ вообще поет душевно. Но объяснить, что это такое, не может. И исследователи народного пения, фольклористы, сказать, из чего слагается ощущение душевности при пении, тоже не в состоянии. К тому же, они очень сильно болеют недостатком музыкального образования, как говорится, комплексуют из-за этого, и потому очень стараются говорить о народном пении консерваторски. И все доказывают, что они тоже могут считаться равными среди равных в среде академических певцов. В общем, решают все ту же задачу, как догнать и перегнать их прогресс.
Поэтому задача изучения нашего пения слегка отходит на второй план.
Во время своих поездок по офенским местам я познакомился с тем, как пели мазыки. К сожалению, петь я не умел, и сначала вообще не смотрел на их пение как на предмет изучения: не дано, так и нечего соваться! Но постепенно я понял, что даже меня пробирает желание петь вместе с ними.
Я несколько раз неуклюже попробовал подпевать, и вдруг заметил, что, как только я перестаю думать о том, что не умею петь, песня сама начинает петься как бы сквозь меня.
Иными словами, если я переставал осознавать себя как отдельную личность, их пение захватывало и начинало звучать во мне, будто тело пело само. И будто оно сильно истосковалось по чему-то подобному.
И когда один из стариков после такого удачного нашего совместного звучания сказал: «Душевно спелось», – я вдруг пронзительно осознал, что пела моя душа.
Вот тогда я впервые понял, что они не случайно называли это пение душевным: они действительно подразумевали, что поют души!
Вот эту мысль надо принять как исходную: если мы хотим спеть душевно, надо петь душой. Это первое и безусловное правило, которое невозможно принять ни одному фольклористу, если он естественник и не чувствует своей души, веря в то, что есть только тело. Тело при этом звучит, звучит, как хорошая скрипка, и даже наслаждается этим, будто его ласкают, но поет душа!
Если на это удается выйти, то все остальное уже просто. А остальным являются несколько простейших правил, хотя вернее было бы назвать их понятиями.
Например: душа поет не что-то «душевно-слащавое» и не «гуманистические марши зеленого движения», она поет то, что поется. А поется то, что болит. И это значит, что душа может петь кабацкие песни или воинские марши, или жестокие романсы, и это все будет душевно. И когда пьяная блатная братва сует в кабаке пачки денег опустившемуся ресторанному певцу с пропитым голосом и плохим слухом, – они благодарят его не за то, что он пел, а за то, что он пел душевно!
Душевно – это не красиво и не про несчастную любовь. Душевно – это так, чтобы душа отозвалась.
Второе правило: душевное пение – это не только пение. Это очищение. Бабушки, когда они еще не стали фольклорными звездами и поют для себя, запросто могут исполнять только ту часть песни, которая ложится им на душу. А про концовку могут просто сказать: «Та плохой конец, чего его петь?!» – И не уговоришь.
Точно
