свои части в Турцию. Для того, чтобы с помощью турецких властей переправить их в Югославию, на соединение с казачьим станом генерала Краснова, пребывавшим под патронатом рейхсфюрера СС Гиммлера.
Это, конечно же, был откровенный шантаж, поскольку атаман понятия не имел, как поведут себя во время подобного похода правители тех земель, где предстояло передвигаться его воинству. Но даже эти военно-географические фантазии Семёнова заставляли японское командование нервничать настолько, что в штабе Квантунской армии начали всерьез поговаривать о необходимости заменить его кем-либо другим из русских генералов.
Сколько раз, поверив собственному блефу, Григорий взывал к своей полководческой судьбе: «О, если бы и в самом деле такая переброска оказалась возможной! Если бы наконец закончилось блуждание по диким степям Маньчжурии, и ты смог бы присоединиться к своим, для кого почти родными стали Белград, Рим, Берлин, Будапешт…». В конце концов, можно бежать и без и армии, чтобы потом, с помощью германского командования, добиться перевода на запад хотя бы отборной части войск.
Однако «европейский блуд» этот обычно продолжался недолго, поскольку на смену ему тотчас же приходил «ностальгический бред» по поводу Великой Страны Даурии, к сотворению которой атаман шел, как на самой судьбой отведенную ему Голгофу. И тогда вновь ясно осознавалось, что до конца дней своих Григорий обречен оставаться здесь, лишь у края Даурской земли, ибо такова его судьба. Такова планида.
Впрочем, теперь уже японцы не столь болезненно воспринимали его восхищение Гитлером и намерение «увести войска в Турцию», как это было раньше. Поэтому реагировать на подобные сомнительные угрозы стали с восточной невозмутимостью – факт, не менее оскорблявший генерал-атамана.
– А знаете, почему я взял вас с собой, ротмистр? – нарушил течение своих мыслей Семёнов, как только они вышли из машины у первого попавшегося ресторанчика.
– Извините, господин генерал, пока что не задумывался над этим, – спокойно ответил Курбатов, с высоты своего роста и как-то слишком уж мельком взглянув на генерала. Даже кряжистый Семёнов казался рядом с ним маленьким, худощавым и унизительно ничтожным. – Приказали ехать – еду.
– Зря не задумываетесь. Отныне вы не только диверсант, но и политик. В Берлине с большими чинами придется встречаться. До фюрера, возможно, и не дойдете, но до Кальтенбруннера, Шелленберга, а то и Гиммлера – вполне.
– Если надо, дойду и до фюрера, – уверенно ответил Легионер. – В крайнем случае, с боем прорвусь.
– Видал, Родзаевский, настоящий русский армейский кураж?! К самому фюреру с боем прорываться готов! Вот что значит истинно казачья кость! Этот парень очень напоминает меня самого, в моей фронтовой молодости.
– Ну, для начала ему нужно дойти до Берлина…
– И дойдет. Кто в этом может усомниться?! – возмутился генерал этим неверием Нижегородского Фюрера.
– Война,
