хрени. Я не была алкоголичкой или наркоманкой. Да, пила много и часто, но никогда не было той тяги, “ломки”, как у других. Как с легкостью входила в запой, так спокойно и выходила из него с той же легкостью. Как сказал нарколог, светило в своей области, к которому затащила меня мать, мне очень повезло, что-то в моем организме такое, что как-то не так расщепляет алкоголь, в итоге похмелье есть, а зависимости нет. Одна такая из тысячи людей, или вообще на миллион.
И вот после всего мною сделанного, терпение отца, наконец-то, закончилось. Он не просто лишил меня содержания, как обычно, на месяц, а выгнал из дома. И зная своего папеньку, в этот раз все более, чем серьезно. И вот сдался мне этот Олежка? Да, красивый самец, но приторно сладкий какой-то, не в моем вкусе, правильный, как и сестрица – два сапога пара.
Весь спектакль был запланирован для Риты, чтобы ее позлить. Родители задолбали ставить мне в пример семейку сестры – и такие они молодцы, как любят друг друга, какой муж сестры, какая она сама, какие они оба замечательные и чудесные… А я вот такая раздолбайка, дебоширка, могу только тратить деньги. “Вот вам, получите своего идеального Олеженьку!” – хмыкнула я, собирая вещи и упаковывая их в большой дорожный чемодан на колесиках.
Собрав зимнюю одежду, потащила ее к себе в машину, подаренную родителями год назад на День Рождения. Кое-как запихнув в вместительный багажник своего красного люксового паркетника чемодан, вернулась, чтобы продолжить сборы.
Уже поднимаясь по лестнице, наткнулась на тяжелый взгляд матери. Она стояла на верхней ступеньке и смотрела на меня глазами полными слез, нежности, жалости и боли. Мое сердце предательски сжалось от чувства вины перед ней, и где-то глубоко внутри начала просыпаться совесть.
– Мам, я… – начала было я, но мама, поджав губы, махнула на меня рукой и ушла в свою комнату.
Меньше всего, как бы это было не странно, мне хотелось причинить боль именно ей. Почему-то, задумывая свою маленькую месть сестре, я совсем не подумала о том, каково будет маме от этого всего. Она тридцать лет замужем за Иваном Дмитриевичем, жестоким, властным, иначе он не имел бы того, что есть сейчас. Она прошла с ним лихие девяностые, боясь любого шороха, ожидая его из всех передряг, связанных со становлением бизнеса, стойко выносила все его измены, о которых ей торопились сообщить любовницы отца, надеясь, что та бросит неверного супруга, освободив им плацдарм. Эта маленькая, хрупкая женщина, с рыжей копной вьющихся волос и когда-то яркими горящими серыми глазами, потухшими враз три года назад, когда отца чуть не упекли за убийство партнера, которое он не совершал, стойко выносила все удары судьбы. Только она верила отцу, только она его поддерживала. Откуда столько силы духа в этой маленькой Селивановой Алле Михайловне? Она любила отца всем сердцем, доверяя ему безоговорочно. Он же, в свою очередь, только с ней становился мягким и покладистым, только ей доверял до конца. Почти идеальная семья!
Что-то перемкнуло у меня в голове
