начинает не хватать, этой надменности и отрешённости майора Ханта. Или я просто ищу себе оправдание, почему жду его приезда.
Когда шла по коридору в сторону женской казармы, обнаружила свою сестру, идущую оттуда.
– Мия, ты что здесь делаешь?
– Я тебя искала, – кинувшись ко мне на шею, жалобно проговорила она.
– Ты же знаешь, что будет, если отец заметит тебя в учебном корпусе? – попыталась заглянуть ей в глаза.
– Да, но ты обещала прийти вчера и не пришла.
– Прости, пингвиненок. Моя вина, я замоталась и забыла, какой сегодня день, – лаская её щёчку, виновата проговорила я.
Мии семь лет. Мы с ней родные только по отцу. После смерти моей мамы он долго не заводил никаких отношений. Не хотел, да и некогда в его то статусе. Но когда мне исполнилось тринадцать лет, я стала часто замечать его в компании Сицилии Хоффман. Поначалу они пытались скрывать свои отношения, но все вокруг уже догадывались о них. Постоянные переглядывания и мимолётные касания не остались без внимания окружающих. А потом через год родилась моя младшая сестра. И они перестали играть в этот никому не нужный спектакль.
У Мии белые волосы Сицилии и карие глаза моего отца. Она самый спокойный ребёнок из всех, кого я знаю. Когда смотришь в её глаза, кажется, что она знает больше тебя об этом мире. Может это так и есть. Мы взрослые жёсткие реалисты и прагматики, лишённые детского воображения и способности замечать то, за что зацепиться взгляд ребёнка. Великий дар детей, это то, что они не обременены рамками. Они могут увидеть то, что находится за гранью.
– Когда ты мне почитаешь?
– Я к тебе приду послезавтра, и обязательно, почитаю.
– Честно?
– Честное лейтенантское, – отдав честь, сказала я.
– Но ты же ещё не лейтенант?
– Но скоро буду им, – потрепав её за нос, начала подниматься. – Давай отведу тебя в твою комнату, пока папа не увидел.
Сложив учебный инвентарь, я направилась в душ на нулевом этаже, потому что наш снова сломался. Когда сняла всю одежду и взяла полотенце, подходя к душевой комнате, услышала чьи-то всхлипывания. Завернув за угол, заметила, сидящую в позе эмбриона Кейтлин.
– Ты чего здесь плачешь?
Она подняла свой заплаканный взгляд и захлёбываясь слезами, попробовала объясниться.
– Это… это…
– Так, успокойся. Сделай вдох-выдох и попробуй внятно объяснить, – присев на корточки возле неё, сказала я, отчеканив каждое слово.
Кейтлин попыталась привести дыхание в норму, и когда у неё это получилось, начала хрипло рассказывать:
– Это Стейси… Она забрала все мои вещи… И теперь…я не могу выйти отсюда.
– Понятно.
Дверь в соседнем помещении громко хлопнула, и я пошла проверить кто там. Мало ли у Стейси проснулась совесть, и она решила вернуть вещи Кейтлин.
Похоже, я поспешила записывать её в ряды
