с их руганью.
– Ты кто таков? – спросил Андрей сидящее на полу приобретение.
– Ох… – был ответ.
– Какого черта носишься по ночам и прыгаешь в чужие экипажи? – Еремей решительно взялся за допрос. – Что еще за разбойники?
– Звать меня Феофаном Морковкиным, – почуяв нечеловеческую суровость дядьки, сразу ответил человечишка. – Я несчастнейшая в свете орясина… И так все гадко – хуже некуда, а тут еще нехристи налетели, чуть не порешили! Тулупишко с плеч долой! Туфли с чулками отняли!
– Где ты живешь, убогий? Давай, дядя Еремей, его туда доставим, – сказал Андрей. – Дома-то, поди, хоть старые туфли с чулками найдутся.
– Нигде я не живу! – человечишка всхлипнул. – Прогнали меня из дому! Скитаюсь!
– Он пьян, – догадался Еремей.
– Не пьян! Да хоть всего обнюхайте! Меня не за пьянство из дому погнали…
– Кто погнал-то? – спросил Андрей. – Кому ты не угодил?
– Да она же, Матрена моя, Никитишна… венчанная…
– Слыхал я, что муж жену со двора сгоняет за бесстыдство, а чтоб жена мужа – так не слыхал, – сообщил Еремей. – За блуд, что ли?
– Какой блуд?! Кому я, сирота, нужен? Кто на меня польстится?! – страдальчески вопросил человечишка. – Блуд!.. Да моя бы, про блуд узнав, свечку бы Богородице поставила – коли я с другой бабой на что-то годен, так, может, и ей сласти перепадет!
Еремей, как ни старался изобразить строгого охранителя барского покоя, захохотал.
– Так за что она тебя выгнала? – продолжал расспросы Андрей, и видно было, что его это приключение очень забавляет.
– Так за то, что на службе провинился. Меня ведь и оттуда – в тычки…
– А на службе – что?
– Бумагу переписывал, зазевался… Царский титул переврал…
– Это не шутка – царский титул переврать. Да ведь поругают и простят.
– Так сказали – терпение лопнуло! И в тычки…
– Что делать будем, барин мой любезный? – полюбопытствовал тогда Еремей. – Куда девать господина Морковкина?
– Куда девать… Придумал. Нам ведь его Бог послал. Ты, дядя Еремей, без грамоты жить ухитряешься. Тимошка тоже аз от буки с большим усилием отличит. А сей – статочно, читает бойко. И пишет, поди, с запятыми. Ведь канцелярист?
– Канцелярист, – согласился человечишка. – И читаю, и пишу знатно! И почерк у меня отменный!
– Возьмем на пробу. Коли угодит – может, у нас и приживется. Пока жена не сжалится, – решил Андрей.
– Милостивый государь! – вдруг зычно возгласил человечишка. – Да за ваше ко мне милосердие, да я, да ручки ваши! И ножки также целовать буду, да!
– Уймись, – посоветовал Еремей. – Наш такой блажи не признает, – это означало, что он принял бедолагу во временные домочадцы.
