с непривычки устали. Скинув мешки, лежат в тени фруктового сада, задрав ноги. Наиболее проворные тащат в котелках молоко и ряженку. Валега тоже раздобыл где-то буханку белого хлеба и мед в сотах.
Я ем и хвалю, хотя у меня нет аппетита. Нельзя обижать Валегу.
Ноги гудят. Левая пятка немного натерта. Вообще с сапогами дело дрянь, совсем разваливаются. Так и не дождался я брезентовых. Прямо хоть проволокой обматывай. Надо было послушаться Валегу и походить один день в ботинках – были бы отремонтированы сапоги. А теперь кто его знает, когда с вещевым складом встретишься. Полк, вероятно, уже далеко – километров за семьдесят – восемьдесят. Если они эти два дня шли, то никак не меньше. Возможно, они где-нибудь стали в обороне или пробиваются через немцев. Местное население говорит, что «ранком в недiлю проходили солдати. А увечерi пушки йшли». Должно быть, наши дивизионки. «Тильки годину постояли i далi подались. Такi заморенi невеселi солдати».
А где фронт? Спереди, сзади, справа, слева? Существует ли он? На карте его обычно обозначают жирной красной линией, противника – синей. Вчера еще эта синяя линия была по ту сторону Оскола. А сейчас?
Пожалуй, до утра немцы ничего не предпринимали. Разведчиков они, вероятно, не раньше двух часов послали, заметив, что мы молчим. Часа в три-четыре начали переправлять пехоту. Даже позже: сборы, приказы и тому подобное – часов в пять. Сейчас восемь, без пяти восемь. Моторазведка, конечно, могла бы уже нас догнать. Вероятно, ее нет у них. А пехота не догонит. Танки и автомашины раньше вечера, а то и завтрашнего утра на эту сторону не переберутся. Все зависит от того, есть ли у них понтонные парки.
Немцы подошли к Воронежу. Возможно, они его уже взяли. Почему не слышно стрельбы? Позавчера еще канонада доносилась с севера. Потом стала тише и передвинулась на северо-восток. Сейчас вообще ничего не слышно. Тишина.
Солдаты толкутся у котла с кулешом. Как всегда, ворчат, что мало наливают. Трясут яблони. Я встаю и подхожу к Ширяеву. Он сидит и чистит пистолет. Рядом сохнут портянки.
– Будем трогаться, что ли?
Сощурив глаза, Ширяев рассматривает на свет ствол пистолета.
– Вот хлопцы покушают, и двинем. Минут двадцать, не больше.
– Сколько до Ново-Беленькой осталось?
– Километров шестьдесят – семьдесят. Вон карта лежит.
Я меряю по карте. Выходит шестьдесят пять километров.
– Два перехода еще.
– Если поднажмем – завтра к обеду будем.
– Быть-то будем, но застанем ли мы там кого. Боюсь, что не того, кого нужно. Не нравится мне эта тишина…
Подходит адъютант старший – весь красный от веснушек лейтенант Саврасов. У него озабоченный вид. Подсаживается, закуривает.
– Двух человек уже не хватает.
Ширяев кладет пистолет на портянку и поворачивается к Саврасову:
– Как не хватает?
– А черт его знает как… Сидоренко из первой роты и Кваст из второй. Вечером еще были…
– Куда же они делись?
