пишите, пожалуйста, по-русски.
Такое у Георгия Федоровича было правило: ко всем независимо от возраста и статуса обращаться только на «Вы» и по имени-отчеству. От него первокурсник на экзамене мог услышать:
– Увы, Михаил Григорьевич, Ваши знания неудовлетворительны.
Марина быстро приспособилась: писала, как хотелось самой, а потом корректировала «под Лепешинского». С каждым разом правок становилось меньше, и недавно он поручил ей цикл интервью для постоянной рубрики «Наши выпускники», дал список десятка нужных людей и круг вопросов.
– Скоро вступительные экзамены, абитуриентам полезно узнать, какие выдающиеся люди учились у нас.
За две недели Марине удалось сделать пять интервью. Но были и казусы.
– Представляешь, Маша, еле дозвонилась до этого бизнесмена, а он мне говорит: «Конечно, помню студенческие годы, и Георгия Федоровича не забыл, передайте привет. Но я очень занят. Вы уж сами придумайте что-нибудь эдакое, с изюминкой, но без криминала. Все равно же никто не верит в эти интервью».
Маша смеялась и предлагала Марине налегать на свежеиспеченный кекс «с изюминкой и без криминала».
Марина хотела после ужина привести в порядок сегодняшние записи, но только присела к столу, заметила, что Маша вышла из кухни с пачкой чая и засунула ее в карман куртки.
Ты куда-то собираешься?
К Галине Леонидовне.
Сегодня же не четверг.
– Я и вчера заходила, у нее чай кончился, забегу на минутку, занесу.
Маша каждую неделю навещала свою бывшую «классную даму» Галину Леонидовну Кострикову – учительницу литературы и режиссера школьного театра. На пенсию она пошла в 65 лет, когда склероз стал ей мешать заниматься любимым делом. Машин класс был последним выпуском Галины Леонидовны, они все поклялись собираться у нее в первый четверг месяца, придумали даже название «костер по четвергам», как у любимого ею Леонида Жуховицкого. Сначала приходили многие, но за два года поразбежались, особенно, – после микроинсульта, когда Галина Леонидовна стала все забывать, даже не могла одна выходить из дома. Можно было подумать, что провалы в памяти начались не только у нее, но и у молодых. Зато Маша и Таня Колокольникова (но та вообще жила в том же доме) взяли за правило навещать ее каждую неделю.
Марина тоже иногда забегала к старушке из благодарности за ее замечательные уроки, за привитую не просто грамотность, но любовь к языку, хотя просиживать в гостях часами, как Маша, она не могла. Ей не хватало Машиного терпения выслушивать несколько раз одно и то же.
Но сейчас острое чувство тревоги кольнуло Марину, и она выпалила:
– Давай, я лучше схожу, а то я ее совсем забросила, – и, не давая Маше времени на размышление, кинулась обуваться.
Маша возразила:
– У тебя же куртка мокрая.
– Возьму твою. А ты дома побудь, вдруг кто позвонит, –
