Меня вытащили сначала из шинели, потом – из-под колеса шинель и помогли дойти, свернув перед мостом Свободы на набережную, до здания училища…
В общем, тяжёлое это было время. После четвёртого класса кто-то рассказал маме о Нахимовском училище. За окном 1949 год. Мне от роду одиннадцать лет, четвёртый год без войны. Район, прямо скажу, бандитский – улица Дегтярная, Лиговка, Московский вокзал. Из моего класса в 159-й школе, что на 8-й Советской (в 158-й школе в это время учился будущий чемпион мира по шахматам Борис Спасский), случилось так, что все мальчишки из класса прошли через тюрьму или погибли уже в мирное время. Теперь понимаю, почему заплакала моя мама, когда однажды я принёс из школы на вырванной из тетрадки в косую линейку страничке похвальные слова, подписанные Прасковьей Трофимовной, классной руководительницей.
Наши мамы – это отдельная и очень непростая тема. Нам трудно представить себя на их месте, ведь было им тогда всего около тридцати годков! Моя мама всю блокаду проработала в осаждённом Ленинграде, награждена медалью «За оборону Ленинграда», отец с войны не вернулся. На руках у мамы, кроме меня, остались ещё двое малолетних детей и её больная мать. Тут ей кто-то и посоветовал отдать меня в Нахимовское училище.
Оказалось, не всё так просто. Нужно было сперва сдать экзамены за четвёртый класс в школе, потом ещё раз в районе, потом отобранные из разных районов сдавали экзамены в городе, и, наконец, собранные со всей страны – в училище. И каждый раз вопрос: проходишь, не проходишь. Конкурс, однако… Напомню, было нам тогда по одиннадцать лет. Моему внуку сегодня чуть больше. Он по-настоящему одарённый мальчик, а вот сумел бы выдержать такое?
Ленинградское Нахимовское военно-морское училище расположилось в здании известного Городского училищного дома имени Петра Великого на Петроградской набережной, где на вечном приколе пришвартован легендарный крейсер «Аврора». В связи с этим кораблём вспоминаются два эпизода, первый и очень яркий – погрузка угля на крейсер революции. Мы с азартом таскали на спине мешки с углём и через какое-то время превращались в подобие негров, на лицах которых были видны только белки глаз и белозубые улыбки. Было весело!
Второй – карантин по случаю гриппа, уже ближе к выпуску. Нас поселили в кубриках «Авроры», где мы проживали довольно длительное время. Рундук и подвесная койка у иллюминатора. По утрам – построение на верхней палубе вдоль борта на утренний осмотр… Эх, какие замечательные были времена!
Когда я поднимаюсь на борт «Авроры» с внуком, прохожу мимо этого места, ощущаю те же чудом сохранившиеся запахи – мокрого брезента, шаровой краски на переборке и близкой воды за бортом.
Обучение в училище, безусловно, отличалось от школьного. В 1944 году наверняка где-то обсуждалась и выбиралась общая система подготовки. Между прочим, сейчас по прошествии
