епал ребёнка по светло-русому вихру. – Говори, как ты здесь? Чем занимаешься? В школе чего нового учителя рассказывали?
– Так школа закрыта, пап, а я в паровоз играю, – принялся Антошка рассказывать, захлёбываясь собственным счастьем. – Он привёз животных: волка, лося, жирафа и слона из Москвы в Душанбе и все дети будут рады…
И мальчик непременно пригласил бы к игре отца, назначив его аж директором потешного зоопарка, но, бесшумно выскользнув из кухни, в разговор вмешалась мама.
– Здравствуй, – Зоя не стала целовать мужа, как обычно при встрече, а посмотрела на него тревожными глазами, кажущимися оттого необычайно большими. – Как добрался?
– Нормально. Транспорт не ходит. Но ничё, я пешочком, порастрясся малёха, –Геннадий ткнулся большим ртом в щёку жены и легонько приобнял её. – Слушай, брось паниковать. Сын почему на уроках не был? Это ещё что за новости?
– Так страшно же, Гена, – чуть не с мольбой в голосе протянула Зоя.
– Чего тебе страшно? Ничего не страшно, не выдумывай то, чего нет…
– Да, как же нет, когда есть, – запричитала женщина, но муж её и слушать не стал.
– Вот скажи ты мне, пожалуйста, объясни, чего ты так напугалась? Чего вы все так сильно боитесь? Вечно вы, бабы, раздуваете…
– Зато вам, мужикам, ничего неинтересно, кроме вашей работы и телевизора, пока жареный петух…
– Какой петух? Чё ты в сам деле? – вновь нетерпеливо перебил Геннадий жену, уверенно улыбаясь да увлекая родных в кухню. – А милиция нам на чё? А если она не сладит, так армия ещё есть. Ну, и мы, русские мужики, в конце концов, тож не пальцем деланные. Нас много, неужто не сумеем отстоять дома свои, семьи?
– Ишь, смелый выискался, – подначила Зоя, разливая по чашкам суп. – Хлеба нет, побоялась из дома выйти. Соседка на рынке была, такие страсти рассказывает. Бандиты ларьки громят, и никто с ними справиться не может, страшно всем. Не приведи Господь, правда, если…
– О, Зулфия твоя разлюбезная, хоть и коренная, а сплетни распускает почище рязанских старух, – досадливо отмахнулся Геннадий, вставая из-за стола и направляясь обратно в прихожую.
– Ты куда? – встревожилась Зоя.
– За хлебом, – буднично ответил муж, натягивая куртку. – Как можно есть суп без хлеба? Вода жирная…
– Па, я с тобой, – принялся обуваться и Антошка.
– Не ходи, – обречённо попросила Зоя, зная, что муж не послушает.
– Прекрати, говорю, – настоял Гена на своём. – Тут идти двести метров, через два дома. Ничего не случится.
– Антона хоть не бери, – взмолилась Зоя, взглянув на сына и обратно на мужа. – Прошу тебя.
– Успокойся, – громко выругался Геннадий, но сразу заговорил спокойнее. – Чё ж ему теперь совсем на улицу не выходить? Это и его город тож. Да, и, вообще, наш. Дед мой строил электромеханический, работал там, и отец мой с ним. А я сам с шестнадцати лет по стройкам, меня полгорода знает. Кто мне и моему сыну чё сделает, да и за чё?
– Да, им без разницы? Они же нацисты, им повод только дай. А ты один из прорабов в новом микрорайоне, где квартиры армянам пообещали, а не таджикам. Вот тебе и причина. Русский в Душанбе строит дома для беженцев. Чужой чужим, а не свой своим…
– Это я-то здесь чужой!? Совсем вы с ума тут посходили, бабы, – горячо заспорил Гена. – Опомнитесь! Какие нацисты!? Откуда!? Каждый понимает, чё оно такое и к чему ведёт! Батя мой с отцом твоей же Зулфии ненаглядной, между прочим, подо Ржевом да в Смоленске с нацистами воевали и всю эту сволочь вымели. Нет никаких нацистов и никогда не будет больше! Враки всё это про них! Мир после той войны поумнел, нету больше дураков за цвет кожи подыхать! Иначе за чё отцы бились в Отечественную?
– Ой, нет, Гена, один дурак ещё остался! Ты, – заплакала Зоя. – Неужели сам не видишь? Открой же глаза!
– Хватит, я сказал! – Геннадий вышел, громко хлопнув дверью.
– Папка, подожди, – закричал испуганный Антошка и выбежал следом.
– Антон, стой! Не ходи! Гена, сейчас же верни его! – испуганно кричала Зоя, но ни муж, ни сын её уже не слышали.
На тёплой улице, ласково пригреваемой длинными лучами яркого солнышка, пахло необычайной свежестью – уснувшее было ненадолго Закавказье во всей красе высоченных гор да бескрайних лугов приготовилось встречать скорую весну. Кругом всё зеленело и даже черешня во дворе уже принялась неторопливо набирать цвет. Добрый южный ветер, дувший с вершин могучего в своей безмятежности дядьки Памира, играючи лохматил Антошкины нестриженные волосы. Хорошо. Спокойно. Миру мир.
В книжках маленький Антон читал, зима – это обязательно снег, трескучие морозы, но за неполные десять лет, так ни разу настоящей зимы и не видел.
