всё похолодело. Левин обернулся. В полном изумлении он смотрел, как старик протягивает ему красивый оранжевый фрукт.
– Почему?..
– Нельзя, чтобы вы умерли от голода… ― взгляд старика был пустым, голос звучал ровно.
Левин осторожно взял мандарин. Старик молча задрал голову к потолку. Не произнеся больше ни слова, Левин вышел за дверь.
Он задумчиво смотрел в пол. Минуту, две, три…
– …сэр? ― рядом стоял Грэгори.
– Извини, ты что-то сказал? ― Левин поднял взгляд и улыбнулся.
– Фишер и Бейкер поели, сэр.
– А, хорошо. У Бартона пока поднос не забирай.
– Слушаюсь. Будете сегодня говорить ещё с кем-то из них?
– Нет, ― Левин направился к лестнице. ― Наблюдай за ними. Докладывай обо всех изменениях в поведении. Я у себя.
– Так точно, сэр.
Левин бросил быстрый взгляд на три двери. Сквозь прямоугольные окошки лился искусственный белый свет. За дверьми сидели три человека. Три бывших учёных. У них не было будущего, они не осознавали настоящего, но они знали о прошлом. И им ещё предстоит рассказать о нём. И о том, что они сделали.
***
Ровный белый свет наполнял каюту. Левин сидел на полу. Мандарин ярко-оранжевым пятном время от времени поднимался в воздух и вновь опускался в его ладонь.
– У них не должно было остаться и намёка на самосознание. У них не должно было остаться чувств и эмоций. Они не могут давать оценку событиям прошлого или настоящего. Они не могут выражать собственное отношение к чему-либо в данный момент. Они могут помнить своё отношение из прошлого, в моментах, и говорить о нём, как о факте. Но сейчас у них не может быть мнения. Они не могут запоминать происходящее сейчас. Воспоминания не наслаиваются. Они пусты, все трое не способны развиваться. Их личностей не существует. И всё же…
Левин сжал мандарин. Кожура покрылась тонкими трещинками.
– Тамара осознаёт, что должна кем-то быть. Фишер сказал, что ему нравится хлопать. А Бартон… Бартон запомнил мои слова о голоде. Более того, он связал их с действием. Он не осознаёт голода. Он не понимает смерти. Он не должен осознавать хоть что-нибудь. Он не способен на взаимодействия, кроме моментальных, инициированных другим лицом. Но все они…
Левин начал очищать мандарин. Кожура слезала, оголяя бледно-оранжевые дольки.
– Они не пусты окончательно. В каждом из них что-то осталось. Но я не понимаю, как это возможно. За столько времени их личности должны были разрушиться. От них не должно было остаться ничего. Пустые тела, лишённые личности. Но это не так.
Тонкая белая кожица, как снежная паутинка, отрывалась и таяла, оставляя лишь гладкие оранжевые дольки.
– И почему проснулись они? Почему не проснулся сам Барри? Его тело перестало функционировать, когда проснулись они. Но всё должно было произойти наоборот. Барри должен был проснуться пустым, а все они умереть. Ведь их личности «затерялись», а его личность должна быть разрушена. Да, чёрт возьми, гораздо логичнее была бы смерть всех четверых! Но то, что произошло… Я не понимаю.
Дольки
