понять, нервничает ли он, подозрителен или просто у него нет настроения вести болтовню, которое общество навязывает в качестве правила хорошего тона. Он заваривает нам чай, и мы перемещаемся в убогую комнату, где едва хватает места для круглого деревянного стола и пары стульев. Когда Стивен закрывает за нами дверь, я достаю блокнот и кладу свой цифровой диктофон на стол между нами. Стивен делает паузу, смотрит на диктофон, и впервые на его губах появляется застенчивая улыбка.
Обхватив руками чашку с чаем, он признается, что ему непривычно наконец-то говорить с кем-то напрямую обо всем, что произошло. Обо всем, что он сделал.
– Оглядываясь назад, я поражаюсь своей наивности, – мягко произносит Стивен, не сводя глаз с диктофона на столе. – Своей неспособности полностью осознать результаты своих действий. Я не просто сбился с разумного пути, но и не понимал как окружающий мир, так и последствия своих поступков. – Он поднимает взгляд и делает паузу, подбирая слова: – Я думал, что совершаю нечто необходимое и правильное. Но теперь я понимаю, что нет, нет, это не так.
Две недели назад я наудачу позвонил по номеру телефона с кодом города Бристоль. Ответил тихий, несколько настороженный молодой человек, и когда я представился и спросил, можно ли поговорить со Стивеном Джекли, то на секунду подумал, что на том конце провода положили трубку. Но затем человек мне ответил, что Стивен сейчас не может подойти к телефону, но я могу написать в электронном письме, что мне от него надо. Я так и поступил: написал, что я журналист, слышал о совершенных Стивеном ограблениях, его одержимости Робин Гудом и о том, как его в конце концов задержали во время попытки совершения «миссии» в США. Я признался, что хотел бы понять, как застенчивый, неприспособленный к общению с людьми студент географического факультета, выросший в сельской местности Девона, пришел к решению, что его «долг» – слово, которое он часто использовал, – грабить богатых и отдавать деньги бедным в разгар мирового финансового кризиса. Я хотел знать, каким образом Стивену удалось украсть из банков тысячи фунтов, скрываясь от полиции в течение нескольких месяцев, а еще как и почему он в конечном итоге оказался в одиночном заключении в крошечной бетонной камере изолятора в блоке строгого режима американской тюрьмы. Я завершил свое письмо предложением встретиться и поговорить обо всем этом. Честно говоря, я не ожидал, что Стивен согласится, но решил все же попытать счастья.
Через три часа я получил короткий ответ. Стивен сообщил, что готов дать интервью. Вот так я и оказался вместе с ним в странной маленькой комнатке над благотворительным магазином в Бристоле. За чаем он начинает говорить, сначала неуверенно, но постепенно становясь все увереннее. Стивен не тараторит и не бормочет себе под нос, а произносит слова с той размеренной, слегка казенной четкостью, которая, как бы иронично это ни прозвучало, напоминает мне манеру речи полицейского. У него легкое косоглазие. Через некоторое время я понимаю, что Стивен выглядит
