из гимназии за неуспеваемость и регулярные скандалы с преподавателями, формально не имеет среднего образования. На жизнь зарабатывает написанием статей для региональных СМИ.
Подошвы Родины пропитаны весной…
Посвящается Виктории Шабановой
Атлант
Поэма
Не спали патрули. Огни костров
Терялись в кутерьме горячих вишен.
Последний император был суров,
Решителен, вменяем, неподвижен.
Предельно собран, выточен, упрям
И оттого растерян, мутен, бледен
(Такие люди бредят по утрам,
Боясь проспать разгул стихов и сплетен).
До абсолюта слух в нём доведён.
Анализа не умолкает пытка.
Но долго до утра. В силках знамён
Бессонница гудит. Виляют прытко
По городу, который будто Рим,
Слепые пчёлы боевой тревоги.
Авось, возьмём к утру и прогорим,
Бескрылы будем и четвероноги? —
Плодятся толки верных патрулей,
И страх живее, чем любовь к Отчизне.
Поди, на совесть этот яд пролей,
Приказ непослушанием отчисти, —
Но нет путей для подлинных свобод,
С прямою шеей всё-таки страшнее.
И всякий втайне ждёт, что путь сведёт
К прямой мишени и простой траншее.
А император многого с людей
Не просит для себя и на трибуне.
И мнение о том, что он злодей,
Любовью скорбной искупает втуне.
Кто любит так, что выдумает яд,
От выбора, от страха, от расплаты
Собой прикроет – царь, как говорят.
Тот вправе на любые аты-баты.
…Он был как мы, но тяжелее нас, —
Почти поэт. И мы вполне любили
С торца монеты профиль, чей анфас
Поддерживал устои нашей были.
Он никогда настолько не хотел
Утешить нас, неверных, грубых, слабых,
Освободив от духа склянки тел,
Песок на четырёх дрожащих лапах.
Он никогда настолько не любил
Своё лицо, как нынче, в час подарка.
Оно – предмет для будущих белил
Истории, оно – триумф и арка.
Как бабочку пьянящая пыльца,
Его спалила жалость. Пот горючий
Томится в камне царского лица,
Которое из белизны грядущей
Приказом размежует города
Сегодняшние, временные, наши.
Кипит в нём совесть – белая вода,
Но он не умывает рук из чаши.
Как мрамор, бритый подбородок свеж.
И люди ждут, когда он ухнет жутко
В послушную речам из камня брешь,
Зажав прилив гражданского рассудка.
Столица горяча, тиха, слаба,
Приручена, воде эквивалентна,
И вся толпа – не рыба, но раба
Предчувствия большого постамента
Владыке.
