же преследуешь меня до Хингама каждую пятницу.
Бито.
Выпускаешь руку и отводишь взгляд. Теперь ко мне профилем, лицом – к президенту. Глаза мерцают, запирают в кольце огни гирлянд и влажность ночи. Опускаются к мокрому асфальту.
Стушевался.
Действительно думал, я тебя не замечаю, не знаю, что ты всегда наблюдаешь? В тени, среди толпы и в частотах шума.
– Как давно ты об этом знаешь?
Тихо, но смиренно.
Я вижу: этого стыдишься. Есть основания.
– Давно.
Твои блестящие глаза поднимаются от земли и теперь выше, снова к фигуре Джорджа Вашингтона.
Я чувствую, а потом оборачиваюсь. Чуть вперед – и могу коснуться носом смуглой в сумерках щеки. Она, наверное, холодная. И теплая тоже.
Вблизи ресницы у тебя пышные, как елочные иголки, – острые, а брови густые, открытые стараниями ветра. Мягкие, наверное, если провести пальцем.
– Из-за этого отказываешь?
Изо рта пар, и я смотрю на губы. Чуть обветренные, мокрые от слюны.
– Из-за твоих преследований? – Выдыхаю тоже. Теплый поток толкает тебя в щеку, побуждает обернуться. Я могу найти свое отражение у тебя в зрачках. – Нет.
– Тебя это не пугает?
– Ты меня не пугаешь.
– Я пытался так не делать. – Твой взгляд медленно поднимается к моим бровям, цепляет козырек кепки, и только после – снова к своему зеркалу в моих глазах. – Правда.
– Но?
Слышу, как ты дышишь. Вижу, как смотришь. Иначе чем на чудака в странных татуировках, бродящего по футбольному полю и срывающегося на бег, оттолкнувшись от трамплина собственных мыслей.
– Но я начинаю скучать по тебе.
Качаю головой.
– Это красиво. – И снова отворачиваюсь к шоссе. – Но это чушь.
– Один вопрос в день.
– Я сказал: нет.
– Слабо́?
Голова поворачивается на возмущенных рефлексах. Глаза опять в плену вместе с отражением.
У тебя на губах легкая улыбка. И смотришь в меня так, что я в звездной луже уже не по щиколотки. По губы.
На которые ты не опускаешь взгляд. Держишь зрительным контактом намертво.
– Ты боишься, – сам удивляешься своим же словам. Как будто лампочка зажглась в тебе. Осенило, – что тоже можешь начать скучать по мне.
Есть банальный ответ-защита. «Не льсти себе». Но это как раз то, что тебе следует делать.
Потому что я уже.
– Неверно.
– Чем докажешь? – И, довольный собой, разворачиваешься ко мне грудью.
Все еще легко, но беззастенчиво улыбаешься. Побеждаешь.
Забыл, что, будь я другой породы, твои нездоровые преследования не вызвали бы ничего, кроме щекочущего страха и механической неприязни. Не будь я другой сути, другой расы, уже бежал бы от тебя прочь, едва завидев в тени́.
– Ответами.
Не улыбайся так. Я же могу убежать.
