ею. У кавказцев не принято хвалить своих и прилюдно выражать чувства, но в узком кругу Магомед Магомедович иногда давал слабину и позволял себе вслух поблагодарить бога за такую невестку.
– Аллах не дал мне достойного сына, зато послал хорошую дочь, – объяснял он, хоть все и так знали: невестку он обожал. Считал ее великолепной матерью своим внукам и часто повторял сыну, что женитьба на ней – единственный правильный поступок в его бестолковой жизни. Да и тот случился благодаря ему, отцу.
Появление на свет внучки раз и навсегда перевернуло что-то в душе седобородого Магомеда Магомедовича. В отличие от внуков, ее воспитанием занимались исключительно женщины, он в это даже не вникал – не мужское это дело, да и не знал он, как обращаться с девочкой, вокруг него всегда были одни мужчины. Но по утрам, когда внучку выводили во двор, он иногда задерживался, чтобы поиграть с ней в саду, и в такие минуты вдруг чувствовал, что впервые в жизни ему не хочется никуда уезжать. «Дада» было чуть ли не первым ее словом, и когда она звала его так, настойчиво и звонко, глядя на него из-под длинных ресниц, сердце Магомеда Магомедовича замирало в смятении и счастье – он и сам не знал почему. Как-то утром, когда она возилась с куклами, а он любовался ею, сидя на скамейке в костюме и галстуке, готовый ехать на важную встречу, она забралась к нему на колени, обвила ручонками его шею и попросила, заглядывая в глаза: «Дада, не уходи, давай еще поиграем», он вдруг ощутил, что ботинки у него словно вросли в землю и он не может сдвинуться с места. Сидел как завороженный, не в силах противиться ребенку, хоть самому давно пора было выезжать, и так бы и просидел весь день, если б не появилась няня.
– Она из вас веревки вьет, – с умилением говорили ему.
– Ну что вы, – отвечал он с серьезным видом, – какие веревки? Канаты.
Что мне всегда нравилось в Феде, так это его неунывающее разгильдяйство. Как только ему удалось найти более или менее сносное объяснение происходящему, он выдохнул с облегчением, как будто все его проблемы на этом решились. И тут же засобирался на Сардинию – его заждалась там невеста. Чего бы там ни требовал от него отец, Федя не собирался прерывать с ней связь и даже думать об этом не мог – сейчас ему, как никогда, нужны были ее нежные ласки.
– Надо восстановиться, а то я что-то совсем стух в последнее время. Айда с нами? Я уже и яхту туда перегнал. Погоняем. Развеемся.
Что-что, а легкое отношение к жизни у него было не отнять.
Но на Сардинии все пошло не так. Вместо утешительных объятий, на которые так рассчитывал Федя, юная пассия закатила ему скандал. Услышав, что свадьбы не будет, она пришла в бешенство, а когда Федя попытался сослаться на строгого отца и на обязательства, продиктованные традициями их семьи, она и слушать ничего не стала – чихать она хотела на их традиции и обстоятельства, он обещал ей свадьбу, и пятьсот человек гостей, и замок в Венеции, и фейерверки во все небо, и если он думает, что ей можно лапшу на уши вешать, то он сильно
