случайно оказался бы на Горе в этот момент, инфаркт от этого звериного выкрика им был бы обеспечен. Но удивительное дело, он и впрямь как будто выплеснул все свои страхи прочь – ему явно стало как-то спокойнее и ужас, душивший его сознание плотной невидимой силой, отступил. Он почувствовал, что он весь мокрый от липкого пота, и ему стало опять зябко, хотя он был одет в непромокаемую, осеннюю куртку.
Олег встал и пошёл дальше по тропе вниз. Туман, осязаемо плотный на вершине горы, здесь понемногу поредел, открывая видимое пространство на десяток метров вокруг него. Он шёл, убыстряясь, не думая о том, что здесь можно поскользнуться, упасть, переломать руки-ноги. А затем просто побежал по тропе, не раздумывая, что может упасть в любой момент и покалечиться – он, казалось, нёсся, став невесомым на крыльях страха, если так можно выразиться. Его организм словно задействовал какие-то неизвестные, скрытые в человеке способности, которые вдруг активировались в такой экстраординарной ситуации. Он бы, наверное, мог сейчас влёгкую побить любой Олимпийский рекорд или поднять неподъемное бревно в овладевшем им психофизическом состоянии.
Чётко осознавая происходящее вокруг себя в неимоверно обострившейся реакции и многократно усилившихся в адреналиновом стрессе возможностей его опорно-двигательной системы, он нёсся по тропе вниз, к поляне, зная наперед все препятствия на этой тропе. К его огромному облегчению, минут через 15 необыкновенного бега, он выскочил на неё. То, что это была она, он понял по отсутствию деревьев вокруг него. Олег постоял, переводя дух, по-прежнему находясь в страшном напряжении, оглядываясь назад. Туман, словно догоняя его, опять начал сгущаться вокруг него, и видимость здесь упала опять до нескольких метров. Но, по его ощущениям, это был уже обычный, обыкновенный туман без той жутко-холодящей, обволакивающе-сырой, молочной плотности. – И на том спасибо, – подумал он. – Ведь туман мог сгуститься ещё больше, и что же он потом тогда бы делал?
Он, было, возобновил своё движение вперёд, немного потеряв ориентацию на местности, почувствовав затем, как-то сразу и вдруг, что он отдал в этом страшном беге все свои силы. Оказавшись здесь в относительной безопасности, он вдруг понял, что обессилел и выдохся до крайности. Стоя, не имея сил сделать теперь и шага, почти не видя вокруг себя в колышущем тумане, он знал, что находится на первой, малой, поляне из трёх, имеющихся на “холке” Медведь-горы. Энергия, двигавшая его вперёд в этом невероятном, адреналиновом кроссе, закончилась подобно заводу в механической игрушке. Ноги стали, как ватные, и он стоял, шатаясь, хватая холодный воздух открытым, словно в немом крике, ртом. Не имея сил стоять, он рухнул на холодную землю, всё ещё потный и разгоряченный от страшного бега, и, приподнявшись на локте, полулежал на ней, пока не почувствовал стылость ноябрьской почвы, слегка прихваченной местами, изморозью.
Надо было идти, и он встал, пошатываясь, и тут же понял, что идти в тумане, без ориентиров вокруг, будет очень трудно, хотя он и знал по памяти, куда вела тропка,
