губ широкого до ушей рта, почтительно отвечал:
– Я уже три раза осмеливался докладывать миледи, что суп давно подан и стынет на ветру.
Миледи машинально отвела от глаз руку, не воображая встретить моего взгляда, – но я сидел подле нее! Она вся вспыхнула, хотела было опять закрыться, выскочить из-за стола, как вдруг стоявший на нем графин с водой опрокинулся и от качки покатился прямо ей на платье.
Незнакомка вскочила, но я предложил ей свои услуги, успокоил ее, обтер замокшую ткань ее одежды салфеткой – и таким образом судьбе угодно было сблизить нас самым неожиданным образом.
Против всех ожиданий, она не была хороша собой, глубокая горесть, врезавшаяся в черты ее лица и просвечивавшая в больших карих глазах, внушала мне невольное сочувствие к этой женщине. И можно ли не быть тронутым печалью и слезами нежных существ, особенно когда не знаешь причины их скорби? Воображение всегда преувеличивает чужие страдания.
Не стану описывать нашего разговора, который, в сущности, был очень пуст. Замечу только, что в каждом слове моей страдалицы звучала грусть и слышался ропот на раннюю утрату счастья.
Все это было для меня странной загадкой, которой тайна мгновенно и неожиданно разыгралась под блеском молнии, в ту минуту, когда пароход, подходя к Пирею, бросал якорь.
Афины в расстоянии получаса от главного порта, носящего название Пирей, или Пиреос; там окончательно выгружают пассажиров, которые сухим путем продолжают путешествие до Афинъ, этот переезд совершается в полчаса времени, в экипажах, приготовленных заранее обществом пароходства австрийской компании Ллойд (Lloyd Austriaco).
Но прежде, чем доберется до Пирея, пароход на пути своем бросает якорь на полчаса около местечка Вострицы, для принятия пассажиров из окрестных жителей, собирающихся в Афины. Место это замечательно лишь по значительной торговле жителей изюмом и коринкой: говорят, что отсюда вывозится в год до четырех миллионов пудов этого продукта. Близь взморья издали указали мне на платановое дерево необыкновенного размера: меня уверяли, что оно в окружности почти сорока фут. Это, если хотите, очень похоже на римский огурец Ивана Андреевича Крылова; да и я того же мнения: я сам дерева не мерил, хотя толщина его и показалась мне действительно гигантской. Влево от Вострицы видны были берега города Лепанта. Я не сумею описать восхитительную в этот день прозрачность воды небесно лазурного цвета; не спуская с нее глаз, я при этом случае увидел так называемого морского полипа необыкновенной величины – странное явление подводного царства животных! Это отвратительное существо, белое, полупрозрачное, вовсе непохоже на животное; не имея никакой постоянной формы, оно изменяется беспрестанно: то, свертываясь в полужидкий комок, походит оно на какую-то лепешку, то, распуская множество продолговатых оконечностей, принимает вид огромного паука; нельзя распознать ни головы, ни других частей тела, а потому с первого взгляда я принял это чудовище
