обогнали улыбающихся детей, поднимавшихся по крутым каменистым тропам, там, где мне приходилось карабкаться на четвереньках. Дети несли воду в ведрах и пластмассовых контейнерах из-под красок, масел и антифриза. Заполненные водой контейнеры весили как полносильщика, обуви у детей не было. Мы проходили мимо островков проса – национального злака, который, казалось, рос не из земли, а из камня, мимо небольших рощиц банановых пальм и кое-где других тропических растений. Фармер останавливался, чтобы сообщить латинское и общее название: азимина (пау пау), анона, манго – невеселый перечень, потому что представителей каждого вида здесь было гораздо меньше, чем следовало бы ожидать в этом климате.
На многих деревьях, еще остававшихся на этой земле (или на этих камнях?), я видел политические граффити, намалеванные красной краской: “Титид” – уменьшительное имя президента Аристида – и “2001” – год, когда, судя по всем плакатам и граффити в районе Канжи, ему предстояло переизбрание. Полагаю, политика помогала гаитянским крестьянам бороться с безнадежностью. Многие эксперты из процветающих стран любят заявлять от имени гаитян, что у них, мол, все безнадежно, говорил Фармер. В данный момент нашего путешествия я и сам подписался бы под таким заявлением. Жилища в этих горах были гораздо хуже большинства домов в районе Канжи. Здесь полы были земляные, а крыши – из листьев банановых пальм. Эти крыши протекают в дождливый сезон, подчеркнул Фармер, и превращают полы в грязь. Мы прошли мимо женщин, стирающих белье в ручейке, текущем по дну овражка.
– Сегодня суббота, – пояснил Фармер. – День гигиены. Похоже, мастер по ремонту стиральных машин не пришел. Гаитяне – народ щепетильный. Я знаю, я облазил здесь самые дальние уголки, самые глухие дыры. Но они сморкаются в одежду, потому что у них нет носовых платков, подтираются листьями и извиняются перед своими детьми, что еды не хватает.
– Ужас, – сказал я.
Но этого было недостаточно. Фармер разошелся.
– И не думайте, будто они этого не знают, – продолжал он. – У БЛ есть такое клише насчет гаитян, что они, дескать, “бедные, но счастливые”. Да, у них приятные улыбки и хорошее чувство юмора, но это совсем другое.
Как и многие другие его замечания, это заставило меня задуматься.
В тот самый момент, когда ты уже решил, что примерно понял его видение мира, Фармер вдруг удивляет тебя. У него были расхождения с людьми, которые вроде бы казались его союзниками, да часто, по сути, и являлись таковыми. Например, с теми, кого он называл БЛ – белыми либералами (притом что некоторые из самых влиятельных представителей этой категории были чернокожими и богатыми). “Я люблю БЛ, до смерти люблю. Они на нашей стороне, – сказал он мне несколько дней назад, поясняя это сокращение. – Но БЛ считают, что все мировые проблемы можно решить, ни в чем себя не ущемляя. Мы в это не верим. Еще нужны самопожертвование, раскаяние, даже жалость. То, что отличает нас от тараканов”.
Мы
