style="font-size:15px;"> – Разумеется, – ответил он. – В любви нет ничего постыдного. Наоборот, в ней все прекрасно. Почему я должен думать о тебе хуже, чем раньше?
– Потому что порядочные девушки так не поступают. При моем воспитании я должна была бы понимать, что хорошо, а что дурно, и так и вести себя.
– Все это предрассудки, которые внушены тебе воспитанием. Ты думаешь, что это нехорошо. Но почему? Только потому, что так сказали тебе отец и мать. Разве не правда?
– Нет, не только потому. Все считают, что это нехорошо. Библия учит нас этому. Всякий отвернется от меня, как только узнает, какая я.
– Постой, постой, – сказал Юджин. Вступая с нею в спор, он, в сущности, пытался разрешить то, что было загадкой и для него самого. – Оставим в покое Библию, так как я в Библию не верю, – во всяком случае, не считаю ее законом для человеческого поведения. Но ведь если даже все считают что-либо дурным, это еще не значит, что оно действительно дурно. Не правда ли?
Он отказывался признать понятие «все» верным отражением управляющих миром принципов.
– Конечно, – протянула Анджела с сомнением в голосе.
– Послушай, – продолжал Юджин, – в Турции Магомета считают святым пророком. Но разве отсюда следует, что это действительно так?
– Нет.
– Вот видишь! Точно так же нет ничего дурного в том, что было вчера вечером, хотя бы все здесь в доме и считали это дурным. Не правда ли?
– Да, пожалуй, – растерянно ответила Анджела.
Она говорила наугад. Ей трудно было с ним спорить. Его доводы были слишком тонки и казались неопровержимыми, а между тем внутренний голос подсказывал ей совсем другое.
– Ведь ты, собственно говоря, думаешь о том, как отнесутся к тебе люди. Ты говоришь, что они отвернутся от тебя. Но это уже вопрос практический. Твой отец, возможно, выгнал бы тебя из дому…
– Я думаю, что он именно так и поступил бы, – ответила Анджела, не понимавшая, какое у ее отца большое сердце.
– А я думаю, что нет, – сказал Юджин. – Впрочем, это никакого отношения к делу не имеет. Ни один мужчина, возможно, не захочет на тебе жениться, но это опять-таки вопрос чисто практический. И ты едва ли станешь утверждать, что это может служить мерилом того, что хорошо и что дурно, не так ли?
Рассуждения Юджина ни к чему не вели. Он и сам не больше кого-либо другого знал, что здесь хорошо, а что дурно. Он говорил скорее для того, чтобы убедить самого себя, но вместе с тем достаточно логично, чтобы посеять смятение в душе Анджелы.
– Я, право, не знаю, – неуверенно сказала она.
– По мнению людей, хорошо то, – продолжал он наставительно, – что согласуется с истиной. Но кто же знает, что такое истина? Никто тебе этого не скажет. Ты можешь действовать разумно или неразумно лишь с точки зрения твоего личного благополучия. Если именно это тебя мучает – а я знаю, что это так, – могу тебя заверить, что ничего дурного
