и мне вовсе не хотелось делиться с ней неприятным переживанием. Впрочем, перед сном я обмолвился, что у нас появились соседи, однако жена промолчала.
Обычно я сплю как сурок. У нас в семье надо мной постоянно подшучивали: мол, ночью тебя ничем не поднять, хоть из пушки стреляй. Но той ночью я по какой-то причине – то ли слегка переволновался из-за того, что со мной приключилось, то ли еще почему – спал не очень крепко. Сквозь сон мне смутно чудилось какое-то движение в комнате, и понемногу я осознал, что жена оделась, набросила на плечи накидку и надевает капор. Я приоткрыл было губы, желая или выразить недоумение, или упрекнуть ее за сборы в неурочный час, но тут, разлепив глаза, вдруг увидел при огне свечи ее лицо и, ошеломленный, онемел. Такого выражения на лице Эффи я еще не видел – и даже вообразить его не мог. Эффи, белая как мел, часто дышала и, застегивая накидку, украдкой поглядывала на кровать, чтобы убедиться, не проснулся ли я. Потом, решив, что я сплю, бесшумно выскользнула из комнаты, и я услышал резкий скрип, какой издавали только петли нашей входной двери. Я сел в постели и постучал костяшками пальцев о кроватную раму, желая увериться, что это не сон. Вытащил из-под подушки часы. Три часа утра. Какая сила на свете могла заставить мою жену выйти на сельскую дорогу в три часа утра?
Я просидел в постели минут двадцать, пытаясь найти хоть какое-то объяснение. Чем дольше думал, тем диковинней и непостижимей все это выглядело. Я все еще продолжал ломать голову, когда услышал, как дверь снова тихонько скрипнула, а жена ступила на лестницу.
«Господи, Эффи, где ты пропадала?» – воскликнул я, едва она появилась.
Стоило мне заговорить, как она вздрогнула всем телом и приглушенно вскрикнула, и это встревожило меня сильнее всего прочего: за ее испугом таилась какая-то вина. Натура у моей жены всегда была открытой и бесхитростной, и меня пробрал озноб оттого, что она тайком прокралась в нашу спальню и сжалась от страха, услышав вопрос мужа.
«Ты разве не спишь, Джек? – переспросила она с нервным смешком. – Надо же, а я думала, тебя нипочем не растолкать».
«Где ты пропадала?» – повторил я свой вопрос более строгим тоном.
«Конечно же, ты удивлен, – сказала Эффи, трясущимися пальцами расстегивая накидку. – Сама не вспомню, чтобы такое прежде на меня находило. Знаешь, я почувствовала, будто задыхаюсь, и мне страшно захотелось глотнуть свежего воздуха. Казалось, если не выйду, то упаду в обморок. Постояла немного за дверью, и сейчас мне хорошо».
Пока Эффи это говорила, она ни разу не взглянула в мою сторону, и голос у нее был словно чужой. Мне стало ясно, что правды в ее речах нет ни словечка. Я ничего не ответил, только удрученно повернулся лицом к стенке, обуреваемый ядовитыми сомнениями и подозрениями. Что скрывает от меня жена? Где она была во время этой странной вылазки? Я понимал, что не успокоюсь, пока до всего не дознаюсь, однако ничуть не желал снова ее допрашивать – после того, как она уже наплела небылиц. Всю ночь я ворочался с боку на бок,
